Пока вагон тащился до Баденхауза, уже совсем стемнело. Карстнер видел в окне свое полупрозрачное отражение, сквозь которое просвечивали уходящие назад дома, улицы, каналы, мосты. Город выглядел глухим и темным.
Карстнер пересел на седьмой автобус. Свободных мест не было, и он сразу же прошел вперед, к шоферу. Прижался лбом к стеклу. Ему казалось, что чей-нибудь внимательный взгляд разгадает в нем хефтлинка. Но никому не было до него дела. Многие выглядели теперь такими же усталыми, равнодушными дистрофиками. За спиной шофера висела черная куртка из эрзац-кожи, в карман которой был засунут сверток.
«С прискорбием и гордостью сообщаем, что ваш сын… пал смертью героя за фюрера и рейх…» — автоматически прочел Карстнер изломанные строчки. Смысл их не дошел до его сознания. Он только удивился, что есть мир, где еще читают газеты и пьют кофе. Потом усмехнулся: «Желудевая бурда с сахарином и „Фелькишер беобахтер“, в который заворачивают черный хлеб с лярдом».
Вошел инвалид в синих очках, с запорошенной пороховой синью щекой. Какая-то женщина уступила ему место. Протиснулся к выходу фронтовик с забинтованной головой. Задел локтем Карстнера. Извинился. Карстнер видел все с кинематографической четкостью, но не мог отрешиться от странного ощущения, что это происходит во сне или на дне моря.
— Малерштрассе! — объявил кондуктор.
Карстнер вышел. Его слегка поташнивало. Он несколько раз глубоко вздохнул и огляделся. Стекла домов были крест-накрест залеплены полосками бумаги. Над входом в бомбоубежище горела синяя лампочка. Мимо прошли два старика с повязками противовоздушной обороны. На всей улице горел один фонарь. Было тихо и безлюдно. Дойдя до перекрестка, Карстнер свернул налево и пошел по Генрих Гиммлер-штрассе, бывшей Дрейкирхенштрассе. Каждый шаг гулко отдавался в ушах. Лунные тени крыш ложились на асфальт причудливыми косыми узорами. Темные окна мансард, узкий зазубренный силуэт костела, трагическое переплетение безлистных ветвей — это напоминало черно-белый эскиз декораций. «Принцесса Мален», — подумал Карстнер и вдруг удивился. Он не мог вспомнить, откуда знает это имя… Принцесса Мален!
С громом распахнулась дверь. На асфальт упала широкая световая дорожка. Зеркальные стекла подъезда осветились рыжеватой ночной радугой. Из подъезда вышли два эсэсовских офицера. Один застегивал перчатки. Другой, засунув руки в карманы шинели, покачивался с каблуков на носки. Покачивался серебряный череп на фуражке. Офицеры были навеселе. Смеялись.
Карстнер продолжал идти им навстречу. Только шаг его сделался гораздо короче. Так идут с закрытыми глазами. Рука в кармане стала горячей и мокрой. Пальцы ожесточенно перебирали серые пфенниги военного времени. За четыре шага Карстнер сошел с тротуара, с каменным лицом прошел мимо эсэсовцев и вновь вернулся на тротуар.