— Мне было семнадцать, когда я сбежала из дому, — говорит она. — С двадцатью тремя евро и семьюдесятью центами, четырьмя трусами, одними запасными джинсами, МР3-плеером и старой детской курткой.
— Это довольно безумно, — говорит Дерия и снова имеет в виду слово «отчаянно».
Киви смеется, тихо и невесело:
— Абсолютно. А что ты делаешь настолько же безумное?
Дерии кажется, что Киви тоже на самом деле имеет в виду «отчаянное». Она вздыхает:
— Я рискую своими работами.
— Это не безумие.
— Отнюдь.
— Нет. — Киви подчеркивает свое заявление глотком виски и встряхивается. — У тебя дерьмовые работы, и ни одна из них для тебя ничего не значит. Это даже ниже уровня четырех трусов. Я говорю о том типе, с которым ты встречаешься.
Якоб? Что же в нем может быть безумного?
— Якоба можно назвать полной противоположностью отчаяния, — говорит Дерия и чувствует, как острый взгляд Киви ее разоблачает. Только сейчас она обращает внимание, что и у Киви светло-карие глаза. Почти как у Якоба, только с зелеными пятнышками, а у Якоба похожие пятнышки, но золотистые.
— У меня во всех этих историях с отношениями совсем мало опыта, — говорит Киви, — прежде всего — с мужчинами, они меня вообще не интересуют. Но я тебе скажу так: если бы я любила человека, который целую неделю держится за меня, как репей, человека, который полностью занимает все мои мысли, а потом исчезает, не сказав ни слова, то я бы задумалась. Ты же вовсе не задумываешься. Вот такие штуки я называю словом «отчаяние». И, — ее голос становится совсем тихим, — это проблематично. В твоей ситуации.
— Дело в том, что он — писатель, — отвечает Дерия. — Я это сама знаю. Когда мы пишем, тогда… — она не договаривает, не описывает, что случается потом. Незачем, она это знает по собственному опыту. Другие люди этого никогда не поймут, и она чувствует себя глупой, пытаясь, несмотря ни на что, все это объяснить.
— Он ведь пришел к тебе, чтобы писать, — говорит Киви, — потому что в своем общежитии у него нет ни капли покоя для своего писательства.
В животе Дерии начинает зарождаться нечто, похожее на злость. Это совершенно не дело Киви — рассуждать о Якобе и его намерениях. Ведь она его вообще не знает.
— И даже если он не пишет, — вообще говоря, он и не может писать, вспоминает Дерия, потому что его пишущая машинка стоит у нее дома, — это ведь не означает, что он обязан передо мной отчитываться, если один-единственный день не позвонит.
В понедельник с утра ушел, а сейчас уже вечер вторника…
— Роберта я тоже частенько подолгу вообще не видела, а, как-никак, я была за ним замужем.