Папа посмотрел на меня очень странным взглядом, будто я подал ему какую-то мысль. У него, как всегда, были назначены на этот день пациенты, но он снял трубку, позвонил в свою больницу и сказал, что сегодня не приедет, так как у него дома неотложные дела. И они в самом деле были неотложными, клянусь вам!
Как часто я смотрел на Криса, третьего мужа моей матери, и втайне желал, чтобы он был моим кровным отцом! Но в этот день, когда он отложил все, чтобы спасти Барта и маму, я понял, что он и в самом деле мне отец.
В тот вечер после обеда мама пошла в свою комнату поработать над книгой. Синди была уже уложена, а Барт был во дворе. Мы с папой оделись потеплее и незаметно выскользнули из дома.
Было сыро и туманно. Мы шли бок о бок к массивному мрачному особняку с черными железными воротами.
– Доктор Кристофер Шеффилд, – представился отец в переговорное устройство. – Мне нужно повидаться с хозяйкой.
Когда ворота сами открылись и мы вошли, он спросил, почему я не поинтересовался, как зовут эту даму. Я пожал плечами. Мне и в самом деле казалось, что ей не нужно имени. Барт всегда называл ее просто бабушкой.
У двери папа стукнул в гонг медным молоточком. После некоторого ожидания послышались шаркающие шаги, и на пороге предстал Джон Эймос Джексон.
– Хозяйка быстро устает, – проговорил он. – Старайтесь не расстраивать ее.
У него были запавшие щеки, узкое, длинное лицо, сгорбленная спина и трясущиеся руки.
Я с удивлением посмотрел на папу: он был явно озадачен и хмурился. Мы вошли в дверь, открытую для нас. Лысый старик куда-то исчез.
В кресле-качалке сидела хозяйка дома, одетая во все черное.
– Простите за вторжение, – начал папа, внимательно вглядываясь в лицо женщины, – меня зовут доктор Кристофер Шеффилд, я ваш сосед. А это мой старший сын Джори, вы с ним уже встречались.
Она казалась очень обеспокоенной и взволнованной, когда молча указала нам на стулья. Мы присели на краешек, показывая, что не будем задерживаться надолго. Секунды казались нам часами. Отец подвинулся к ней ближе и произнес:
– У вас прекрасный дом. – Он оглядел хорошую мебель, картины на стенах и еле слышно пробормотал: – Мне кажется, я это где-то уже видел.
Лицо дамы было покрыто черной вуалью. Она низко склонила голову. Ее руки лежали на коленях и, казалось, просили извинения за молчание.
Я прекрасно помнил, что при мне она разговаривала. Почему она изображает немую? Она сидела прямо и неподвижно, и лишь тонкие аристократические руки выдавали ее. Руки, унизанные кольцами, нервно теребили жемчужное ожерелье, которое, я знал, она надевала на шею под вуалью.