Бабушка тихо плакала. Я тоже плакал и не мог понять, кто прав: он или она?
Джон Эймос все говорил, говорил… говорил ужасные, скверные, грязные слова, которые обычно мальчишки пишут на стенах туалетов. Старик вроде Джона Эймоса не должен говорить так, особенно с моими бабушкой и мамой.
– Джон, – закричала наконец бабушка, – разве ты не отомщен? Этого тебе мало? Выпусти нас, и я сделаю все, что хочешь, буду твоей женой в том смысле, как ты хочешь, только не подвергай еще большим испытаниям мою дочь. Она очень больна. Ее надо поместить в больницу. Если ты позволишь ей умереть, полиция сочтет это убийством.
Джон Эймос засмеялся и стал взбираться по ступеням.
Я смотрел на него и не мог сдвинуться с места. Я был в замешательстве: кому верить, кто прав?
– Барт! – закричала вдруг бабушка. – Беги скорее к отцу! Расскажи ему, где мы! Беги, беги!
Я смотрел то на Джона Эймоса, то на дверь широко открытыми глазами… и не знал, что делать.
– Пожалуйста, Барт, – попросила она. – Расскажи отцу, где мы.
Будто темная тень Малькольма нависла надо мной. Тьма закрыла мне глаза. Я пытался повернуться и уйти. Но вместо этого продвинулся вперед. Я хотел знать всю правду.
Из темноты раздался тонкий мамин голос:
– Да-да, мама! Я поняла все, что ты сказала. Мы все, независимо от того, кто выжил, а кто нет, были обречены, когда ты вернулась в Фоксворт-холл и заперла нас. А теперь, спустя годы, мы умрем только потому, что этот спятивший старый дворецкий обманулся в своих ожиданиях наследства, обещанного ему мертвецом, – и если ты веришь хоть чему-нибудь из этого, то ты такая же сумасшедшая, как и он.
– Кэти, не надо отрицать правду только из ненависти ко мне. Ты же все видишь. Разве ты не видишь, как Джон использовал в своих целях твоего сына, сына моего Барта? Разве ты не понимаешь, что это тонко спланированная и блестяще исполненная месть? Он погубил сына человека, которого ненавидел; человека, занявшего его место; потому что мой отец заставил бы меня выйти замуж за Джона, если бы не Барт! Ты не знаешь ничего: ты не знаешь, как принуждал меня отец, как говорил, что я обязана повиноваться, что Джон достойный его наследник… Он подразумевал – наследник половины состояния, и не подозревал, а может быть, и подозревал, что Джон метил на все его состояние! А теперь, когда мы с тобой умрем, то виновным признают не Джона, нет, – виноват будет Барт! Это Джон убил Клевера, а потом и Эппла. Это Джон всю жизнь мечтал быть могущественным и богатым, как Малькольм. Это не выдумки: сколько я живу с ним, я все время слышу, как он несет вполголоса всю эту безумную чепуху.