— Ты в порядке? — спросил Джек, заметив мою гримасу.
— Чертова кровать.
— Почему бы тебе не залезть ко мне? Тогда она не будет ставить тебе подножки.
Я кивнула и подползла к нему, по-прежнему ощущая, что моя нога пылает, как факел. Опустив головы на подушки, мы взглянули на полуденный Париж. Я улыбнулась при мысли о том, до чего же хорошо в этом городе. Солнце припекало лишь слегка. На сером небе было лишь два или три ленивых облака, которые, казалось, вобрали в свои волнистые тушки весь цвет этого дня.
— У меня немного голова болит, — сказал Джек.
— Ты в порядке?
— Все хорошо.
Он пожал плечами.
— Может, принести тебе что-то? Как-то помочь?
— Секс, — ответил он. — Извращенный секс.
Я поднялась на локте и посмотрела на него. Он улыбнулся. Это была слабая улыбка. Он явно чувствовал себя паршиво, его лицо вмиг побледнело.
— Я серьезно, Джек, ты в порядке?
Он снова пожал плечами. Он пытался сделать уверенное выражение лица, но было видно, что ему очень плохо.
— Сейчас я закрою глаза, — сказал он. — А через час буду как новенький.
— Хорошо, но если меня здесь не будет, когда ты проснешься, то знай, что меня похитил Горбун.
— Приму это к сведению.
Я нежно поцеловала его в щеку. Уголки его губ приподнялись в улыбке, но он сам не шелохнулся.
Мы проспали довольно долго. Я проснулась после обеда и увидела, что Джек крепко спит рядом. Он отвернулся, поэтому я не видела его лица. Тихонько, чтобы не разбудить его, я прошмыгнула в ванную, умылась, почистила зубы, быстро расчесалась и приклеила записку к зеркалу.
«Позвони мне, когда проснешься, соня, — написала я. — Меня похитил Горбун. Надеюсь, тебе станет лучше».
Я вышла за дверь и отправилась на экскурсию по Парижу в одиночестве.
Я купила блинчики с сыром, или креп дю фромаж, и кофе в фургончике с едой недалеко от Люксембургского сада и села за столик рядом со статуей Пана у входа в парк. Я ужасно проголодалась, но мне хотелось пообедать именно в одиночестве, в парке, известном благодаря Хемингуэю. Я села под огромным каштаном с тяжелыми, кое-где расколотыми плодами у корней. Медленно наслаждалась сырными блинчиками. Этот вкус напоминал мне травы и луг, а сыр был теплым и сладким. У кофе была темная тяжелая вязкость, которую я никогда раньше не ощущала в этом напитке. Два этих вкуса и две текстуры — мягкие, тягучие блинчики и маслянистое изобилие оттенков кофе — делали меня счастливой по-своему, по-особенному. И вот я снова здесь, на левом берегу Парижа, поздним летом, в Люксембургском саду, в окружении массивных деревьев и зеленых газонов, ведь именно здесь Хемингуэй с Хэдли и Бампи сидели десятки лет назад, где-то между Первой и Второй мировыми войнами.