Остальное вооружение искалеченного миноносца переставили на «Владимир», и теперь флагман Бутакова, кроме собственной артиллерии (два 10-дюймовых, три 68-фунтовых, четыре 24-фунтовых пушко-карронады, две 24-фунтовые карронады), нес две 75-миллиметровые пушки Канэ и пулемет. Работы велись «ударными темпами», как говорили гости из XXI века. Если бы не их электрический инструмент, переносные сварочные аппараты и прочие приспособления, облегчавшие работу, ни за что не удалось бы уложиться в два дня. Зато теперь «Максим» стоял на боевом марсе грот-мачты, откуда он гарантированно доставал шканцы и опер-деки высокобортных линейных кораблей.
Кроме пулемета, на марсы подняли прожектора с «Заветного» – отряд готовили к ночному бою. Бутаков разделил корабли на две группы: в первую вошли «Владимир», наспех отремонтированный «Громоносец» и «Крым», во вторую – «Морской бык», «Бессарабия» и трофейный «Вобан». Имея нарезные орудия, прожектора и радиосвязь, капитан-лейтенант получал два могучих кулака, способных сокрушить любое сопротивление. Глазами отряда служили гидропланы с «Херсонеса».
Фон Эссен помнил дискуссии по поводу состава крейсерского отряда. Корнилов настаивал на том, чтобы вместе с пароходофрегатами Бутакова к турецким берегам направился «Алмаз» или «Адамант», – вице-адмирал хотел иметь козырь, способный побить любую ставку Королевского флота. Но Велесов, Зарин и генерал Фомченко твердо стояли на своем: «Адамант» нужен для связи и разведки, «Алмаз» же – резерв, к которому следует прибегнуть лишь в крайнем случае. Да, неприятельская эскадра ослаблена, но ведь и Черноморский флот тоже понес серьезные потери! Неизвестно, какую шутку способен выкинуть преемник Гамелена граф Буа-Вильомэз, имеющий репутацию одного из лучших командиров французского флота, а «Алмаз», если что, в одиночку способен переломить ход любого сражения.
IV
Севастополь, Морское собрание.
1 октября 1854 г.
Сергей Велесов, попаданец
Великий князь прибыл на совещание прямо из-под осажденной Евпатории. Прибыл с ветерком – Эссен лично доставил его на гидроплане. Особой спешки не было, хороший кавалерист мог покрыть это расстояние меньше чем за сутки верхом, меняя лошадей. Но мы уже договорились о том, как будем обрабатывать Великого князя, и полет входил в программу первым пунктом.
От Графской пристани, куда летающая лодка подрулила с шиком, вызвав бурю восхищения зевак, до Морского собрания ехали в экипаже. Умница Лобанов-Ростовский побеспокоился обо всем заранее: пассажира извлекли из кабины два дюжих матроса и усадили в пролетку, не дав прохожим заметить блуждающий взгляд и необычно бледную физиономию царского отпрыска. И в здание Морского собрания Николай Николаевич вступил своими ногами – правда, колени его слегка подгибались, а в движениях угадывалась некоторая судорожность. Добравшись до библиотеки, он рухнул в кресло и обеими руками вцепился в большую кружку с крепчайшим чаем. На рюмку коньяка даже не взглянул. Адъютанты, ожидавшие патрона здесь, недоуменно переглянулись: Великий князь, обычно скрупулезно следующий лейб-гвардейскому этикету, не только не отстегнул палаш, но даже не снял кожаный летный шлем – только очки-консервы сдвинул на лоб.