— Что у тебя? — Глаза Лорда, наконец, остановились на худом, чистом лице Кирксена. Этот человек стабильно получал шестьсот тысяч долларов из доходов фирмы, но эта сумма была сущим пустяком для Сэнди Лорда, и он не скрывал своего презрения к руководящему компаньону.
— Нас интересует, как прошел обед.
— Может, будешь говорить начистоту? У меня нет времени разгадывать твои недомолвки.
— До нас дошли тревожные слухи, и затем Барри Элвис был уволен после звонка мистера Болдуина.
Лорд махнул рукой.
— Об этом надо помалкивать. Он с нами, он остается. И я потратил на него два часа.
— С учетом денег, поставленных на карту, Сэнди, мы, мы все полагали, что так будет лучше для фирмы, только ты мог произвести должное впечатление…
— Да. Я умею считать, Кирксен, и получше тебя. Я знаю толк в цифрах. Ясно? Ну так вот, Джек остается в деле. Если повезет, лет через десять он удвоит свои доходы и свои связи, и мы сможем с чистой совестью уйти в отставку. — Лорд оглядел Кирксена, который как будто таял под его взглядом. — Знаешь, он хваткий парень. У него больше мозгов, чем у любого из моих компаньонов.
Кирксен поморщился.
— Более того, он мне даже чем-то симпатичен. — Лорд поднялся и, пройдя к окну, смотрел, как десятью этажами ниже группа дошкольников, соединенных веревкой, пересекает улицу.
— Значит, я могу сообщить комитету, что результат положительный?
— Что хочешь, то и сообщай. Только помни: не вздумайте больше беспокоить меня по подобным вопросам, если это не является действительно важным. Ты меня понял?
Лорд еще раз взглянул на Кирксена и опять стал смотреть в окно. Салливан до сих пор не позвонил. Плохо. Он чувствовал, как его страна удаляется от него, подобно тому, как исчезали за углом дошкольники. Исчезли.
— Спасибо, Сэнди.
— Не за что.
Уолтер Салливан смотрел на лицо, точнее, на то, что от него осталось. На пальце открытой для взгляда ступни висела стандартная бирка морга. Пока сопровождающие ждали его снаружи, он тихо присел рядом с ней. Формальное опознание уже состоялось. Полицейские отправились составлять свои отчеты, репортеры — писать свои репортажи. Но Уолтер Салливан, один из могущественнейших людей своего времени, который, начиная с четырнадцати лет, превращал в деньги все, к чему прикасался, теперь внезапно почувствовал себя абсолютно обессиленным и опустошенным.
Журналисты открыли в нем и Кристи поистине неиссякаемый источник для своих статей с тех пор, как длившийся сорок семь лет брак закончился смертью его первой жены. Но, почти разменяв девятый десяток, он жаждал чего-то юного и полного жизни. Насмотревшись картин смерти, он хотел видеть рядом с собой кого-то, кто почти наверняка переживет его. Его близкие друзья и дорогие ему люди умирали один за другим, и он до конца испил свою чашу, чашу человека, оплакивающего других. Старость — не простой период в жизни, даже для очень богатых.