Где вечер пуст, как прерванный рассказ, Оставленный звездой без продолженья К недоуменью тысяч шумных глаз, Бездонных и лишенных выраженья.
Пара форточных петелек, Февраля отголоски. Пить, пока не заметили, Пить вискам и прическе!
Гул ворвался, как шомпол. О холодный, сначала бы! Бурный друг мой, о чем бы? Воздух воли и жалобы?
Что за смысл в этом пойле? Боже, кем это мелются, Языком ли, душой ли, Этот плеск, эти прелести?
Кто ты, март? Закипал же Даже лед, и обуглятся, Раскатясь, экипажи По свихнувшийся улице!
Научи, как ворочать Языком, чтоб растрогались, Как тобой, этой ночью Эти дрожки и щеголи. Воздух дождиком частым сечется. Поседев, шелудивеет лед. Ждешь: вот-вот горизонт и очнется И начнется. И гул пойдет. Как всегда, расстегнув на распашку Пальтецо и кашне на груди, Пред собой он погонит неспавших, Очумелых птиц впереди. Он зайдет и к тебе и, развинчен, Станет свечный натек колупать, И зевнет, и припомнит, что нынче Можно снять с гиацинтов колпак. И шальной, шевелюру ероша, В замешательстве смысл темня, Ошарашит тебя нехорошей, Глупой сказкой своей про меня. Закрой глаза. B наиглушайшюм органе На тридцать верст забывшихся пространств Стоят в парах и каплют храп и хорканье, Смех, лепет, плач, беспамятство и транс. Им, как и мне, невмочь с весною свыкнуться, Не в первый раз стараюсь, не привык. Сейчас по чащам мне и этим мыканцам Подносит чашу дыма паровик. Давно ль под сенью орденских капитулов, Служивших в полном облаченьи хвой, Мирянин-март украдкою пропитывал Тропинки парка терпкой синевой? Его грехи на мне под старость скажутся, Бродивших верб откупоривши штоф, Он уходил с утра под прутья саженцев, B пруды с угаром тонущих кустов. В вечерний час переставала двигаться Жемчужных луж и речек акварель, И у дверей показывались выходцы Из первых игр и первых букварей. Чирикали птицы и были искренни. Сияло солнце на лаке карет. С точильного камня не сыпались искры. А сыпались гасли, в лучах сгорев. В раскрытые окна на их рукоделье Садились, как голуби, облака. Они замечали: с воды похудели Заборы заметно, кресты слегка.
Чирикали птицы. Из школы на улицу, На тумбы ложилось, хлынув волной, Немолчное пенье и щелканье шпулек, Мелькали косички и цокал челнок.
Не сыпались искры, а сыпались гасли. Был день расточителен; над школой свежей Неслись облака, и точильщик был счастлив, Что столько на свете у женщин ножей.
9. Сон в летнюю ночь
(пять стихотворений)
Крупный разговор. Еще не запирали, Вдруг как: моментально вон отсюда! Сбитая прическа, туча препирательств, И сплошной поток шопеновских этюдов. Вряд ли, гений, ты распределяешь кету В белом доме против кооператива, Что хвосты луны стоят до края света Чередой ночных садов без перерыва.