Для галок и красногвардейцев, Под черной кожей мокрый хром. Какой еще заре зардеться При взгляде на такой разгром?
На самом деле ж это небо Намыкавшейся всласть зимы, По всем окопам и совдепам За хлеб восставшей и за мир.
На самом деле это где-то Задетый ветром с моря рой Горящих глаз петросовета, Вперенных в небывалый строй.
Да, это то, за что боролись. У них в руках метеорит. И будь он даже пуст, как полюс, Спасибо им, что он открыт.
Однажды мы гостили в сфере Преданий. Нас перевели На четверть круга против зверя. Мы первая любовь земли.
Белые стихи
И в этот миг прошли в мозгу все мысли
единственные, нужные. Прошли
и умерли...
Александр Блок
Он встал. B столовой било час. Он знал, Теперь конец всему. Он встал и вышел. Шли облака. Меж строк и как-то вскользь Стучала трость по плитам тротуара, И где-то громыхали дрожки. Год Назад бальзак был понят сединой. Шли облака. Стучала трость. Лило.
Он мог сказать: "Я знаю, старый друг, Как ты дошел до этого. Я знаю, Каким ключом ты отпер эту дверь, Как ту взломал, как глядывал сквозь эту И подсмотрел все то, что увидал". Из-под ладоней мокрых облаков, Из-под теней, из-под сырых фасадов, Мотаясь, вырывалась в фонарях Захватанная мартом мостовая. "И даже с чьим ты адресом в руках Стирал ступени лестниц, мне известно". И ветер гнал ботву по рельсам рынка. "Сто ганских с кашлем зябло по утрам И, волосы расчесывая, драло Гребенкою. Сто ганских в зеркалах Бросало в дрожь. Сто ганских пило кофе. А надо было богу доказать, Что ганская одна, как он задумал..." На том конце, где громыхали дрожки, Запел петух. "Что Ганская одна, Как говорила подпись Ганской в письмах, Как сон, как смерть". Светало. B том конце, Где громыхали дрожки, пробуждались. Как поздно отпираются кафе, И как свежа печать сырой газеты! Ничто не мелко, жирен всякий шрифт, Как жир галош и шин, облитых солнцем. Как празден дух проведшего без сна Такую ночь! Как голубо пылает Фитиль в мозгу! Как ласков огонек! Как непоследовательно насмешлив! Он вспомнил всех. Напротив у молочной, Рыжел навоз. Чирикал воробей. Он стал искать той ветки, на которой На части разрывался, вне себя От счастья, этот щебет. Bпрочем, вскоре Он заключил, что ветка над окном, Ввиду того ли, что в его виду Перед окошком не было деревьев, Иль от чего еще. Он вспомнил всех. О том, что справа сад, он догадался По тени вяза, легшей на панель. Она блистала, как и подстаканник. Вдруг с непоследовательностью в мыслях, Приличною не спавшему, ему Подумалось на миг такое что-то, Что трудно передать. B горящий мозг Вошли слова: любовь, несчастье, счастье, Судьба, событье, похожденье, рок, Случайность, фарс и фальшь. Bошли и вышли. По выходе никто б их не узнал, Как девушек, остриженных машинкой И пощаженных тифом. Он решил, Что этих слов никто не понимает, Что это не названия картин, Не сцены, но разряды матерьялов. Что в них есть шум и вес сыпучих тел, И сумрак всех букетов москательной. Что мумией изображают кровь, Но можно иней начертить сангиной, И что в душе, в далекой глубине, Сидит такой завзятый рисовальщик И иногда рисует LUNе Dе мIеL * Куском беды, крошащейся меж пальцев, Куском здоровья бешеный кошмар, Обломком бреда светлое блаженство. В пригретом солнцем синем картузе, Обдернувшись, он стал спиной к окошку. Он продавал жестяных саламандр. Он торговал осколками лазури, И ящерицы бегали, блеща, По яркому песку вдоль водостоков, И щебетали птицы. Шел народ, И дети разевали рты на диво. Кормилица царицей проплыла. За март, в апрель просилось ожерелье, И жемчуг, и глаза, кровь с молоком Лица и рук, и бус, и сарафана.