Теперь Янису приходилось экономить во всем. Прежде всего, на спичках и керосине. Чтобы не разводить огонь в печи лишний раз, оставшиеся угли накрывал глиняной чашкой. Без доступа воздуха они долго тлели, поэтому разжечь глинобитку было легко. Для дальних походов использовался небольшой толстостенный горшок: охотник накладывал в него угли, плотно закрывал крышкой и носил с собой в котомке. На привале развести костер не составляло труда.
Керосина осталось мало — на две заправки в лампу. Первая бутылка, которую он принес из дома, опустела. Во второй, на лабазе, оставалась треть топлива. Янис зажигал керосинку в редких, исключительных случаях. Освещением в зимовье служили березовые лучины.
Третьим и, возможно, главным недостатком, являлось отсутствие соли. Ее на лабазе осталось около десяти килограммов. Осенью Янис не пожалел посолить рыбу и мясо. Надеясь на отца и братьев, он использовал половину запасов и теперь был недоволен своей щедростью. Добычу можно было хранить в леднике без нее, позволяла минусовая температура. Снова пообещав себе быть еще экономнее, парень решил не подсаливать на Рогатой седловине солонец, как это делал отец в прошлом году. Каждую весну они привозили на лошадях два-три пуда: один забивали в землю, привлекая лосей, остатки уходили на рыбу и добытого зверя.
Добывать весной сохатого на солонце Янис не стал, незачем. В леднике хранилось еще половина туши прошлогоднего зверя и около тридцати килограммов рыбы. Сходив однажды на Рогатую седловину, юноша убедился, насколько активно лоси ходят на солонец. Ему не стоило труда в тот же вечер добыть одного из них, но решил оставить охоту до осени.
Больше всего думал о хлебе. Муки оставалось не так много — килограммов пять-шесть, полмешка сухарей. Он пек на сковороде три большие лепешки раз в неделю. Этого не хватало для полного насыщения, но делать нечего. При таком пайке муки едва ли могло хватить до осени. Чтобы как-то растянуть запасы, с начала лета стал печь по две лепешки. Надеялся на урожай зерновых и что посаженого овса хватит на долгую, холодную зиму.
Кончались жир и сало. Стоило подумать, чем их заменить. Рыбий жир заменял домашние продукты, но все же этого было недостаточно. Сожалел, что когда осенью свежевал лося, внутреннее сало отдавал собаке.
Жалкие остатки круп в мешочках брал и добавлял в супы редко, да и то понемногу — две-три ложки. Рис, пшено и перловка таяли на глазах и взять их негде.
Все же Янис не сетовал на судьбу. Он мог продолжать свое существование, несмотря ни на что. Ежедневные заботы в некоторой степени притупили чувство одиночества. Увлекая себя работой с утра до вечера, старался не думать о том, что происходит дома, не томился ожиданием, что кто-то придет к нему. Уходя из зимовья надолго, не оставлял записки родным. Понимал, что это ни к чему.