Прежде всего, указав на стулья, предложил им присесть: разговор обещал быть долгим. Потом, обозначив на протоколе номер допроса, задал вопрос женщине.
— Зента Марисовна Веред, — представилась она.
— Кем приходится вам этот гражданин? — после короткой записи продолжил я, кивая головой на незнакомца.
— Родной брат.
— Понятно. Так и запишем, — и к нему: — Ваша фамилия, имя, отчество?
Тот испуганно посмотрел на сестру, потом на меня, замер в оцепенении.
— Янис Марисович Веред, — поспешно ответила Зента, положив ладонь на его руку.
— А у него что, язык отсох? Пусть сам за себя отвечает, так положено! — строго посмотрев на него, попросил я.
— Он… не может говорить, — пояснила сестра.
— Немой, что ли?
— Нет. Был не немой.
— А что тогда? Почему молчит?
— Он… разучился говорить.
— Что?! — не понял я.
— Он не умеет говорить! — более твердо проговорила Зента.
— Как это… Не умеет говорить? Иностранец, что ли?
— Нет, не иностранец. Он без людей долго жил. Один. Забыл все, только меня понимает, я его заново учу речи.
— Ты мне тут зубы не заговаривай! — возмутился я. — Как это можно разучиться говорить? Он что, в пещере родился?
— Нет, не в пещере, — стала объяснять Зента. — Он здесь родился, с нами, а потом с семнадцати лет до этой весны жил в тайге.
— Ничего не пойму, — растерялся я. — Как это — в тайге один с семнадцати лет? Почему так случилось?
— Долгая история.
— А я не тороплюсь. Мне без протокола от вас не уйти, так что рассказывай, — приказал я, обмакнул перо в чернильницу-непроливайку, приготовился писать.
— Все говорить с самого начала?
— Да. И как можно подробнее.
Зента посмотрела на брата, тяжело вздохнула. Тот удивленно вскинул брови, замычал, попутно жестикулируя. Сестра закивала головой, давая понять, что разговор будет длинный. Соглашаясь, Янис покачал головой: говори, если что, спрашивай меня.
— Перед войной это было, в тридцать седьмом году, — после некоторого молчания начала Зента. — Мне тогда двадцать лет исполнилось, ему — семнадцать. Осенью отец и братья ходили в тайгу. Перед тем как уйти на осень, надо было по хозяйству к зиме прибраться: сено подвезти, картошку в погреба засыпать, пчел в зимник спустить. Да мало ли у крестьянина работы? С утра до вечера присесть некогда.
У нас тогда две коровы было, лошадь, две козы, поросенок да полтора десятка куриц. Все, что осталось после… Ну, сами понимаете. А до коллективизации рогатого скота было пятнадцать голов, пять лошадей. Впрочем, это не записывайте, ни к чему.
Так вот, значит. Покуда отец с сыновьями делом занимались, отправил Яниса в тайгу, — махнула в сторону брата головой.