Поставлю следующий вопрос. А если бы ударов было три и они достигли головы Полонского – было бы этого достаточно для уголовной ответственности Лебедева за нанесение побоев? Да нет, здесь уже придется проанализировать еще одну составляющую такого рода действий – мотивацию. Именно мотивация даст нам ответ на вопрос о причине этих ударов.
Вообще, предварительное следствие родило здесь еще один «шедевр». Первый – я уже говорил – «идеальная совокупность» побоев и хулиганства. По обвинительному заключению Лебедев, нанося удары Полонскому, руководствовался сразу двумя мотивами: хулиганскими побуждениями и политической ненавистью. Но такого не может быть – воистину потому, что не может быть никогда. Хулиганские побуждения и ненависть – мотивы конкурирующие. Ненависть – это сильнейшее чувство, овладевающее человеком. Она захватывает сознание, она гложет человека в такой степени, что он не может с собой совладать. В словарях русского языка ненависть определяется как сильнейшая вражда и неприязнь. Сильнейшая! От ненависти человек дрожит, она его душит. Душит до такой степени, что, как сказал герой известного фильма, «я к нему такую сильную неприязнь испытываю, что кушать не могу».
Сейчас у нас получается достаточно интересная ситуация. Уходит «политическая ненависть». Остается непонятно, в чем состоит хулиганский мотив. Обвинительная конструкция такая: Лебедев нанес удары Полонскому, вовсе не питая к нему личной неприязни, а использовал малозначительные предлоги для того, чтобы выразить свое неуважение к обществу. Это высказанное Полонским желание дать в морду и рука, протянутая в сторону Лебедева. Предварительное следствие, конечно, понимало, что здесь не все складывается, и поэтому в обвинительном заключении фраза, произнесенная Полонским, приведена в искаженном виде и вырвана из контекста. Полонский не высказывал закавыченное в обвинительном заключении желание «дать кому-нибудь в морду». Он совершенно определенно связал это желание с сидящими рядом с ним Лебедевым и Лисовским, назвав их соответственно «летчиком» и «курятником».
Представитель потерпевшего явно лукавит, заявляя, что он не может себе представить, каким образом желание Полонского дать в морду могло быть воспринято Лебедевым как относящееся конкретно к нему. У меня вертится в голове такая виртуальная картина. Представители потерпевшего, покинувший нас перед прениями Добровинский, мой коллега Самсонов и я. Но мы в разных качествах. Добровинский остается адвокатом, коллега Самсонов – прокурор, а я представитель, не к обеду будет помянут, Следственного комитета. И вот мы на ток-шоу обсуждаем какой-то вопрос. Упрощение порядка предварительного следствия, например. И в какой-то момент я говорю: «Слушайте, тут просто все у нас главные: одни – прокуроры, другие – адвокаты. Я уже просто устал. Уже желание просто дать в морду». Что-то я сильно сомневаюсь, чтоб мои коллеги это проглотили. Если бы проглотили, они относились бы к категории людей, которые молча глотают оскорбления и обтираются после удара. Я, например, предвижу реакцию Добровинского, который все-таки мне уступает в физических кондициях. Наверное, начал бы крутить пальцем у виска и послал бы какую-то жалобу в Следственный комитет. А вот что касается здоровяка Самсонова, то он бы, скорее всего, как и Лебедев Полонского, спросил: «Как так, что, и мне?» Если бы я на этот вопрос по-одесски ответил вопросом с явно агрессивными нотками – «ты что, хочешь поэкспериментировать?» – то мне кажется, для меня такой эпизод легко бы не закончился. Это абсолютное оскорбление!