То, каким образом эта пустышка за два года превратилась в один из ведущих банков страны, для многих остается непостижимым. Они ищут «золото партии» и «деньги КГБ». На деле – никакой тайны, все вполне прозрачно. В те времена самым влиятельным человеком в российской экономике был не президент Ельцин и даже не премьер-министр Черномырдин, а скромный 34-летний заместитель министра финансов Андрей Вавилов, который носил в Госдуму проекты бюджета в хозяйственной сумке-авоське. Именно он управлял государственными финансами, контролировал всю банковскую систему страны и дергал за ниточки, распределяя депозиты Минфина по частным банкам. Вавилов держал остатки в «Менатепе» Ходорковского, в «Национальном кредите» Бойко, в «Столичном банке сбережений» Смоленского и еще в десятке основных банков. Именно в них крутились все деньги. Нынешние всемогущие госбанки, «Сбер» и ВТБ, тогда не играли никакой роли, а Центральный банк вообще сидел тихо и ни во что не вмешивался.
При Минвнешторге заседала секретная комиссия во главе с Вавиловым, туда входили все спецслужбы, занимавшиеся проблемами внешнего долга. Тогда как раз начал формироваться российский вторичный рынок валютных долговых обязательств. Во-первых, это были выпущенные в конце 1993 года Минфином по обязательствам обанкротившегося Внешэкономбанка СССР облигации государственного внутреннего валютного займа (ОГВВЗ, также их называли Taiga bonds или «вэбовки») – эти бумаги находились на балансе у внешнеторговых объединений, и те не знали, что с ними делать. Во-вторых – долговые требования России и ее внешнеторговых объединений к третьим странам и компаниям.
Я предложил схему: допустим, у тысячи западных компаний перед нами есть долг на миллиарды долларов – они кого-то подкупали, и им гасили за откаты. Моя идея заключалась в том, чтобы сделать консорциум банков, которые будут откупать эти долги со скидкой 50 %. Уговорил «Империал», «Национальный кредит», «Столичный банк сбережений» и «Менатеп». Таким образом мне удалось привести в свой банк солидных клиентов из числа государственных внешнеторговых объединений и получить деньги Минфина на счета НРБ.
Следующая удача – «Газпром», вокруг которого в те времена крутилась львиная доля бизнеса. Причем «крутилась» в буквальном смысле слова: в приемной у председателя правления монополии Рэма Ивановича Вяхирева буквально дневали и ночевали многие будущие олигархи. Однако, в отличие от тех, кто хотел облапошить «национальное достояние» или урвать от него кусок пожирнее, я увидел реальную проблему «Газпрома» и предложил ее решение. У Украины был огромный долг перед Россией по поставкам газа. Незалежная тогда брала из советской экспортной трубы голубое топливо на собственное потребление, но рассчитывалась не деньгами, которых у нее не было, а долговыми обязательствами – так называемыми «газпромовками». В 1995 году было выпущено 10 серий облигаций в объеме 280 тысяч штук, на общую сумму 1,4 миллиарда долларов. Тогда я предложил, чтобы украинцы конвертировали эти облигации в суверенный долг. То есть Украина эмитирует облигации, они выставляются в Брюсселе на бирже, их покупают на рынке, и «Газпром» получает деньги. Но украинцы их выпустили не в электронной форме, а напечатали в виде бумажек и сложили в подвале банка «Национальный кредит» в Киеве. Ну и кому они, спрашивается, нужны? Это же вообще позапрошлый век! А потом мне же и говорят: «Ну вот, братец, навыпускал…»