— Еще придет время, когда лошади не будут нужны, — проворчал кучер, когда автомобиль проехал. — В Америке уже есть автомобили, у них столько сил, сколько у сотни лошадей. Сотня лошадей, слышишь? А знаешь, сколько съедает сотня лошадей? Во всем Каире не найдешь ни одного извозчика, который бы мог себе позволить держать сотню лошадей!
Омар кивнул. Это все выходило за рамки его понимания: сотня лошадей перед одной повозкой.
— В Америке, — продолжал кучер, — производится триста тысяч автомобилей — каждый год. Можешь себе это представить? — Омар молчал — как не мог он себе представить, где находится Америка, так и число «триста тысяч» ничего ему не говорило; ему доставляло уже достаточно трудностей осознать все то, что он видел в настоящий момент.
На площади у вокзала теснились экипажи, между ними — хорошо одетые люди, в основном, европейцы. Египтяне в национальной одежде и служащие в ливреях с тюками, ящиками и чемоданами прокладывали себе путь в толпе, издавая крики, подобные верблюжьим, когда тех бьешь набутом. Если пройти становилось невозможно, слуги брали небольшие палки и били ими тех, кто мешал. Пахло пылью, лошадиным навозом и сладкой выпечкой, которую мальчики пекли в маленьких печках.
Как только повозка остановилась, ее окружила толпа носильщиков, каждый из которых старался заполучить что-либо из багажа, так что на разгрузку много времени не ушло. Затем вышли господа.
— Дорогу профессору из Англии! — кричал кучер, замахиваясь кнутом. — Дорогу профессору Шелли с супругой. — Но ни крики, ни кнут не помогали, так что на то, чтобы вся компания добралась до здания вокзала, потребовалось немало времени.
Вокзал из белого и красного камня был похож на замок. Башенки, эркеры и остроконечные окна с красно-синими стеклами создавали впечатление, что это резиденция паши. «Дорогу профессору Шелли с супругой!» — повторял кучер вновь и вновь, и таким образом Омар узнал имя своего господина, которого раньше ему слышать не приходилось. Повсюду толкались и пихались, и госпожа время от времени вскрикивала: «О боже, о боже!» Там, где толпа сомкнулась еще плотнее, железная решетка отделяла вокзал от перрона, на который пускали только отправлявшихся в путь. Служащие вокзала, одетые в красную с зеленым униформу с золотыми нашивками на груди, сдерживали толпу в узких проходах, пропуская на перрон тех, кто предъявлял билет. Омар впервые в жизни оказался на перроне.
Черное железное чудовище на красных колесах величиной с дом шипело и пускало вокруг себя дым, а иногда из него между путями извергалась струя воды, как между широко расставленными ногами верблюда после водопоя. Устройство издавало металлические звуки, каких Омару раньше не доводилось слышать. За локомотивом и вагоном с углем располагались выгоны с купе первого класса. Господа в светлых костюмах и шляпах с широкими полями и дамы в пестрых платьях беседовали на перроне, пока слуги грузили багаж. Продавцы газет выкрикивали заголовки, продавцы орехов расхваливали свой товар, продавцы лотерейных билетов обещали выигрыши до сотни фунтов.