И я не отыскал ни одного знакомого созвездия.
Я вздохнул.
— Чувствую, что меня вот-вот спросят: а что я помню? Так вот, предваряю. Помню я все. Ну, почти все. Что мы все были кораблем и хорошо вломили зелененьким — всем без разбору. А потом куда-то перенеслись. Правильно?
— Правильно, — подтвердил Зислис. — А потом ты упрыгал в астрал, Роман Леонидыч…
— И долго я… витал?
— Да не особенно. Вот, мы только успели отключиться и добежать из соседних рубок.
Я огляделся — знакомых лиц было много, но попадались и незнакомые.
Невозмутимый Курт Риггельд и рядом с ним Юлька Отчаянная со счастливым лицом (не видать тебе сына, дядя Рома, от этой мамы…). Смагин. Яна Шепеленко. Хаецкие. Зислис. Суваев. Фломастер… как его фамилия-то? Пере-чего-то-там. Не помню. А впрочем — не важно. Сержанты-патрульные, Хань-ка и Яковец. Мустяца. Прокудин. Мапенко из директората — единственный с достаточно высоким уровнем доступа.
Мы снова стали людьми, едва вылезли из шкафов-скафандров, догадался я. И снова я понятия не имел, как действуют механизмы моего корабля, хотя я смутно помнил, что совсем недавно повелевал ими.
И еще я помнил, что у всех нас теперь нет дома, потому что старушка Волга не выдержала испытания нашей мощью и раскололась на тысячи осколков.
Мы сами убили свою планету.
Во имя спасения.
— Значит, мы победили? — спросил я неуверенно.
— В том бою — да. Но сомневаюсь, что чужие оставят нас после этого в покое, — глухо сказал Зислис и похлопал себя по карманам комбинезона — зажигалку искал, что ли?
— Значит — будут еще бои, — сказал Суваев и отстраненно улыбнулся. — Дьявольщина! Да я жду не дождусь момента, когда снова влезу в шкаф и сольюсь с этим кораблем!
Я скользнул взглядом по лицам — и понял, что с Суваевым согласны абсолютно все. Кроме Смагина, Янки, Чистякова и Юльки Отчаянной, которые еще не познали всепоглощающее чувство единения с кораблем и экипажем.
— Не думаю, что ждать этого придется особенно долго… — пробормотал я.
И еще подумал, что же мне делать со знанием, которое свалилось только на меня — как на капитана.
Тяжелое это было знание.
Я снова должен выбирать. И выбор оставался прежним.
Смерть или слава. Ты был прав, отец. Нам больше не из чего выбирать. Только смерть и только слава.
Я встал и сунул за пояс бласт, который подал мне Костя Чистяков.
Вы знаете, что написано на его рукоятке.