Зислис обернулся к Мустяце — старшему сервис-инженеру.
— А скажи-ка мне, Артур, — Зислис был не на шутку озабочен, — капитана возможно отследить в ремзоне с сервис-вахты?
Мустяца, поджав губы, кивнул несколько раз и развел руками:
— Увы! Возможно. Особенно если увеличить число вахтенных. А люди Гордяева занялись в первую очередь именно этим.
— Разве можно обойти Ромкин запрет? — усомнился Веригин. Он тоже пришел на разговор, когда выяснил, что Хаецкий вполне справляется с раной брата.
— В том-то и дело, что можно. При условии, что на вахте никого с более высоким доступом нет. Если будут действовать грамотно и без задержек, запрет полностью обойдут дня за два. Едва с кораблем сольется достаточно много народу — капитану конец. Да и нам тоже. — Мустяца глубоко вздохнул. — Такие вот пироги, чтоб его…
— М-да. Положеньице… — Зислис попытался сообразить — есть ли у директората спецы с индексом доступа четырнадцать-пятнадцать, способные опрокинуть капитанский запрет. И понял, что есть. Во-первых, Самохвалов. Во-вторых, Осадчий. В-третьих, не факт, что кое-кто из офицерского не переметнется. Все бывает… Тем более в смутные дни.
— А кто с кэпом в ремзоне? Известно?
— Женатики наши, Риггельд и Смагин со своими драгоценными, и, видимо, Суваев.
— Риггельд и Смагин неженаты, — уточнил Зислис. — Пока.
— Вот именно — пока. — Мустяца вздохнул, как показалось Зислису — с некоторой завистью.
— Слушай, Мишка, а пожрать тут есть что-нибудь? — спросил Прокудин. — Я с утра голодаю.
— Есть. Вон там кухня, пошуруй в холодильнике… — сказал Зислис и осекся, потому что у кого-то из Хаецких вдруг тренькнул вызов коммуникатора. Неправильно эдак тренькнул, нештатно, словно кто-то игрался с несуществующими проводами: то замкнет, то разомкнет.
Валентин уже держал трубку у уха, но, видимо, она молчала, потому что он ее потряс и поколотил о ладонь, совсем как недавно Зислис. А потом замер, глядя на мигающий глазок готовности. И медленно расплылся в улыбке.
— Это пилотский код, граждане! Нас капитан вызывает!
Зислис почувствовал, как неприятная пустота в груди начинает понемногу таять.
«Интересно, — подумал он. — Я когда-нибудь кому-нибудь буду так же верить, как Ромке? Как своему капитану?»
А Хаецкие неотрывно глядели на мигающий глазок коммуникатора и неслышно шевелили губами в такт.
Необычное это было зрелище.