И мне сразу же вспомнилось, что за миг до появления синеватой дымки от «бумеранга» будто бы отделилась крохотная точка-песчинка и сразу исчезла из виду.
Юлька катапультировалась. Отчаянная!
— В машину! — заорал я и прыжком втиснулся на место водителя. Слава Богу, никто не стал спрашивать — зачем.
Взвыл в форсажном режиме гравипривод. Вездеход круто развернулся, и теперь громада вражеского крейсера маячила перед самым лобовым триплексом. Чувствуя в груди неприятную пустоту, я погнал вездеход навстречу ему. Навстречу необъятному диску, начиненному смертоносным оружием. Туда, где в промежутке между днищем этого вторгшегося в небо Волги железного блина и пыльной астраханской степью одиноко краснела риска Юлькиного купола.
Никто не проронил ни слова — ни Костя, ни старатель с отвисшей челюстью. Они даже не пытались меня остановить. И правильно.
Потому что я бы все равно не остановился. В голове у меня пульсировала всего одна мысль. Короткая, как вдох и выдох.
Смерть или слава. Death or Glory, как'сказал бы Фил, ста-ратель-американер из глубинки. Задуматься о том, что никакой славы мне не светит, даже если я собью вражеский крейсер подвернувшимся под руку булыжником, не было времени. О смерти задуматься тоже не было времени.
Времени вообще не стало — ничего не стало. Здравого смысла не стало. Чужих вместе со всей их технологической мощью не стало.
Были только я и она где-то там, над степью, в объятиях маленького шторма. Да еще разделяющие нас несколько километров.
16. Юлия Юргенсон, старатель, Homo, планета Волга
Сразу же после Ромки Савельева отключился и Риггельд. Сказал: «Bis bald, Verwegene!» — и пропал.
Юльке очень хотелось услышать «Herzallerliebste» или «Suesse Kleines» вместо обычного «Verwegene». Но… Риггельд очень сдержан.
Юлька протяжно вздохнула.
Все не так. Савельев лишился «Саргасса» — да лучше было ему руку отрубить, чем оставить без корабля! Как он теперь жить-то будет? Он же с тоски высохнет!
Все наперекосяк.
Стащив наушники, она откинулась в кресле, задумчиво глядя в обзорный экран. Внизу, далеко-далеко, синел океан. С высоты Волга казалась уже заметно выпуклой, казалась шаром, а не плоскостью. Юлька видела только часть шара, подернутый сизой дымкой бок родной планеты.
А на втором обзорнике колюче сияли звезды на фоне непередаваемой черноты. И где-то там, в черноте, посреди синеватых искорок — несколько сотен чужих кораблей. Несколько сотен жадно разинутых пастей, готовых проглотить все то, что она любит с детства.
Волга — грязное место, а люди во многом заслужили участь, которой, похоже, теперь им не избежать. Но все же среди людей есть и те, кто очень дорог.