Я разговариваю об этом с Директрисой, которая не знает, что мне ответить. Почему вдруг ее поцелуи заставляют меня ощутить холод? Почему ожидание Мориса вдруг сразу кажется нереальным, почти не имеющим значения?
Я мчусь на почту и отсылаю отцу телеграмму: «Позвони мне сегодня вечером в „Золотой лев“. Я люблю тебя. Нея».
Я весь день отказывалась разговаривать с Директрисой. Устав от моего дурного настроения, она решила прогуляться одна и отправилась осмотреть храм Хал-Таршин. Скатертью туда дорожка! В семь часов вечера звонит телефон. Это отец.
— Что случилось, Нея, почему телеграмма?
— Потому что ты ничего не пишешь в письме.
— Что ты имеешь в виду? Я сообщил тебе все, что знаю о Морисе…
— О Морисе — да, но что касается нас…
— Это потому, что нечего сказать о нас, Нея…
— Что ты имеешь в виду под этим «нечего»! Это не было «нечего» с тобой…
— Конечно, нет, Нея, это означало все. Но ты права, когда я ничего не говорю: я подразумеваю, что нет необходимости больше что-либо добавлять или говорить. Сейчас все абсолютно ясно. Единственное, что не изменилось, если ты так хочешь, это жертвоприношение… Мой долг жертвоприношения. Скажи мне, это неправда о всякой любви? Если я храню молчание, Нея, то только потому, чтобы оставить тебя свободной.
— А что, если я не хочу этой свободы?
— Вспомни, что ты говорила мне о Морисе… Ты объяснила мне довольно подробно, что он может предпочесть остаться в тюрьме, нежели воссоединиться с тобой, даже несмотря на то, что любит тебя. Не всегда все бывает просто… Будь уверена, Морис хочет выйти из тюрьмы, и моя жертва не распространяется на мои действия без тебя — не так долго, пока ты захочешь видеть меня возле себя…
— Это правда, папа?
— Разумеется. Кто я такой, чтобы отказываться от счастья? Альтернатива счастью остается единственной настоящей альтернативой — нет другого выбора, кроме смерти…
— Почему ты говоришь мне о смерти, отец?
— Так, без особой причины. Просто смерть приходит в свое время, и ты тоже должна подготовиться — для себя самой, и меня, и Директрисы, и Мориса…
— Но я не хочу, чтобы ты умирал…
— Не забывай, что каждая смерть — наследие, а следовательно, обогащение, новое рождение. Я люблю тебя, моя дорогая.
— Когда ты снова вернешься в Париж?
— Не знаю. По словам адвоката, мэтра Доме, это может занять один, два или даже три месяца.
— Что я буду делать все это время? Неужели ты думаешь, что я могу просто апатично ждать?
— Ты единственная, кто знает, что можно и что ты должна сделать.
— Но когда мы снова увидимся, папа?
— Как только Морис будет на свободе… Я надеюсь, мы все снова будем вместе…