– А ты уедешь с ними? – очнулся Данька.
– Да… Скорее всего. Но ненадолго.
– Ты приедешь завтра?
– Наверное… Позже.
– Значит, тебя все-таки увезут в тюрьму?
– Но ненадолго, – почти засмеялся Йеф, довольный, что растормошил сына и не дал ему снова впасть в ступор.
– Говори с ним, – попросил Йеф Надежду Сергеевну, передавая ей сына. – Не позволяй ему бояться… И сама не боись, – углядел он состояние жены. – На-ка, выпей, – протянул он жене стакан с водой, которой безуспешно пытался только что напоить сына.
– Книгами перечитался, – довольно злобно набросилась Надька. – Это там, чуть что не так, каждой бабе воду суют. Задолбали уже своей водой. Лучше водки налей.
– Так нету, – засмеялся Йеф. (Если Надька злится – с ней все будет нормально.) – Вот, может, Недомерок найдет – тогда налью…
Тут Йеф углядел совсем дикое. Соседи, болтающиеся праздными зрителями по его дому, нагло упрятывали всякие разные вещички в свои карманы или за пазуху.
«Возможно, им стало донельзя утомно это пустое ожидание запрятанных сокровищ, но это не означает, что можно так нагло прибарахляться чужим добром. В голову не укласть: одни ищут невесть что, другие гребут что ни попадя».
– Эй, опомнись! – одернул Йеф Степаныча, приладившего под свой завхозовский халат жостовский цветастый поднос.
– Не шуми, – укоризненно выговорил ему Степаныч. – Тебе зараз это усе без надобности. Тябе упекут, а это усе немедля конфискуют. И с Сергеевной мы обо всем договорились, так-то вот. К тому же не на зусим берем, а только от конфискации, а возвернешься – и все назад, с радостью… А ты шумишь – даже перед людями саромна. Люди издаля приехали по сурьезному делу, а ты нас саромишь…
– Надька, смотри, чего творится, – попытался Лев Ильич остановить разграб. – Ты что, вправду им разрешила?
– Нам здесь не жить, – отвернулась от его слов Надежда Сергеевна.
– Да нет же, – бросился переубеждать Йеф, – первое время именно здесь. Работа и жилье – все есть, почему не жить?.. Потом переедешь, когда найдешь что другое, а пока не надо рушить, что есть…
– Это тебе не надо было рушить, – почти равнодушно отмахнулась Надька.
Ничего существенного на обыске не нашли. Изъяли письма, старые Йефовы записи, машинописные стихотворные сборники, разрозненные страницы каких-то опусов. Ерунда, одним словом. Недомерок и сам понимал, что мелочь, и потому, когда Сергей Никанорович осмелился напомнить про найденные им вредные книги, так на него рявкнул, что тот присел, но, видимо, чего-то просек и телефон начальника не потребовал.
Внизу, у черных легковушек, собрались отбившиеся от воспитания ученики интерната. Все классы под страхом наказания согнали в актовый зал для просмотра кино, но кино показать не могли: Йеф был занят на обыске, а более никто не умел сладить с аппаратурой. И все равно из актового зала никого не выпускали. Ждали директора, который объявит про кино – когда и какое. А что тут объявишь? Не скажешь ведь, что Недомерок приказал, чтоб никаких демонстраций.