— Разрешите вопрос, товарищ полковник!
— Валяй!
— Вы сказали, комбат, на чье место я иду, погиб вместе с экипажем?
— Твою хитрую мысль понял. Отвечаю сразу: нет! Экипаж я не отдам! И так лучшего ротного уводят. Но, — и комполка поднял указательный палец вверх — если твой новый командир попросит меня об этом, — мы с ним это обсудим. И, может быть, придем к взаимовыгодному согласию. Теперь все?
— Так точно, товарищ полковник!
— Тогда свободен! И не забудь про мероприятие! А ты, комбат, останься.
10 июля 1942 г. Вязьма. Госпиталь Особого Гвардейского Корпуса РГК.
Отчасти Шупейкин оказался прав. Но лишь отчасти! Посмеяться над Бояриновым посмеялись, но не ехидно и тем более незлобно, а так — от скуки. Хотя те, у кого был печальный опыт попадания в обычные госпитали, все как один говорили, что это чисто санаторий или курорт. Хотя и располагается в здании школы. Лежали здесь раненые исключительно из частей корпуса, поэтому все были в курсе, что, где и когда. Хотя в первый день изрядно насели на Михаила с требованием рассказать, что и как. Бояринов смог их познакомить только с теми событиями, в которых он принимал участие уже в составе корпусного разведбата. Про то, что происходило с ним до встречи с разведбатом, он умалчивал. Тут уже ему на помощь приходил бывший морпех, который лежал в соседней палате и частенько заходил к боевому товарищу. Он был необычайно весел. Еще бы! Ведь госпиталь находился в его родном городе. Его почти ежедневно навещали родственники и знакомые. И одна девушка, с которой он предпочитал встречаться на улице. И все пытались угостить его чем-то вкусненьким. Хотя сразу стало понятно, что их кормили лучше, чем питались жители города. Тем не менее Володя угощал гостинцами и Бояринова, и товарищей по палате.
Первоначально врач, осматривавший Бояринова уже в госпитале, обнадежил его, что уже недельки через две, если рана чистая, то как затянется рубец на седалище, его отправят в часть под надзор медсанчасти. Но, к сожалению, грязь в рану попала, и заживление рубца сопровождалось небольшим нагноением. Посему предписано было дежурным медсестрам колоть Мишкину задницу по три раза в день. Отчего уже через неделю у Мишки возникло ощущение, что задница у него стала, как тугой барабан. Правда, проверить его упругость он не мог как раз две недели. Основными положениями его тела эти две недели были положения лежа или стоя. И только уже за несколько дней до выписки он с опаской начал присаживаться на свою койку.
Шупейкина сразу пообещали задержать на месяц — полтора. Он приуныл вначале, а потом обратил внимание на медперсонал. Поэтому застать его, быстро освоившего передвижение на костылях, в палате было практически невозможно. За его веселый нрав и знание множества анекдотов и просто веселых историй он был радушно принимаем «на чай» младшим и средним медперсоналом не только своего отделения, но и всех остальных тоже. Бояринов подсмеивался над товарищем, видя иногда его затруднения, когда тому приходилось выбирать, к кому идти на чай, имея приглашения от двух и более женских компаний на одно и то же время. Тот в таких случаях не стеснялся привлекать «к выполнению боевых задач» товарищей по своей и из соседних палат. Неоднократно пытался вытащить на мероприятие и друга, но Мишка, комплексующий в душе своей раной, отнекивался, ссылаясь на невозможность сидеть. Он утверждал, что стоять в компании ему неудобно, а на «полежать» он даже не надеется.