Можно смело утверждать, что жизнь после Мошонки никогда не будет прежней. Уроки Мошонки в очередной раз доказали, что Шотландия — один из мировых центров и от нас ждут соответствующей реакции на природный катаклизм подобного рода как от составной части сильной, свободной Великобритании, страны с мощным военным присутствием, призванной помогать нашим американским союзникам в их самоотверженной борьбе за мир во всем мире.
Вот уж правда, точняк, чистая правда. Жизнь никогда не будет прежней. Это не кокаин виноват, не один из Баркси, и даже не все они там, в «Пабе без названия», это все Мошонка, все из-за него!
О боже. О боже.
Я замечаю Мориса, отца Джинти, он входит, и, как только он облокачивается на барную стойку, я отворачиваюсь. На нем франтоватая желтая флисовая ветровка. В ней он похож на гигантскую желтую канарейку, которая залетела в паб и села на барную стойку, словно на жердочку. Но он уже заметил меня. О боже, заметил, точняк заметил.
— Джонти!
Поэтому мне ничего не остается, как оставить газету, взять пинту и отправиться к нему.
— Мо. Классная у тебя ветровка, Морис, такая канареечно-желтая, точняк. На вид очень удобная, ага, точняк, Морис. Канареечно-желтая ветровка. Ага. Канареечно-желтая.
Морис берет рукав своей ветровки двумя пальцами, словно пробует качество ткани.
— Такая ветровка на каждом углу не валяется, Джонти.
— Да, в ней тебя точно не собьют темным утром, — говорит бармен.
Вдруг Морис меняется в лице, как будто он все неправильно понял, и так, знаете, весь напрягается, но затем улыбается и говорит:
— Нет, вот уж чему не бывать! — Затем он поворачивается ко мне. — Эй, Джонти! В такой ветровке меня не собьют, пока я перехожу дорогу!
Я покатываюсь со смеху:
— Нет, не собьют, это точно, точняк, точняк, точняк, в такой ветровке тебя не собьют! Не собьют, Морис, это точно, да, точно.
А потом за другим концом барной стойки парень, который выглядит немного подвыпивши, берет и говорит:
— Да, если только это не расправа на месте за преступления против хорошего вкуса.
Морис так сильно вцепляется руками в барную стойку, что костяшки его пальцев становятся совсем белыми.
— Эти невежды всегда только и делают, что завидуют, ты заметил, Джонти? Заметил?
А парень в другом конце стойки улыбается, как будто ему и дела нет.
— Ага, ты только не ведись, Морис, не ведись, точняк, точняк. Не надо. Это ловушка.
Слава богу, что парень отвернулся к своему другу и Морис спускает это ему с рук.
— Я не хочу опять в тюрягу, Джонти, возраст уже не тот. — И его лицо, всего минуту назад такое веселое, становится совсем несчастным. — Не мальчик я уже, Джонти. Нельзя мне больше время в тюрьме терять. — И он оборачивается и смотрит в сторону того парня, который теперь разговаривает со своим приятелем, пареньком помоложе. — И уж точно не из-за таких завистливых ублюдков!