Бабушка велела кланяться и передать, что просит прощения (Бакман) - страница 164

Попрощавшись перед сном, Эльса в темноте поднялась наверх и остановилась возле квартиры мальчика с синдромом и его мамы. Она хотела позвонить в дверь, но не могла себя заставить. Хватит на сегодня историй. Она не могла больше слушать о тенях и мраке. Поэтому просто бросила конверт в почтовую щель и убежала к себе.

С утра дверь в квартиру мамы с мальчиком была заперта. Как и все остальные двери в подъезде.

Сейчас такое время утра, когда все, кто проснулся, уже куда-то ушли, а те, кто никуда не ушел, просто еще не проснулись. Откуда-то сверху доносился голос Кента, практически шепот, — но у них в доме такая акустика. Эльса знает, что такое «акустика», это слово из словарной копилки. Она слышала, как Кент шепчет: «Да, да, обещаю, вечером буду у тебя». Но спустившись еще на один пролет, туда, где находились квартиры ворса, Волчьего Сердца и мальчика с синдромом, она услышала, как Кент вдруг повысил голос и почти закричал: «Yez Klaus! In Frankfurt! Yez, yez, yez!» После этого он обернулся и сделал вид, будто заметил Эльсу только что.

— Что это вы здесь делаете? — недоверчиво спросила она.

Кент попросил Клауса в трубке подождать — таким голосом, каким говорят с Клаусом, когда это вовсе не Клаус. Кент был одет в поло с цифрами и человечком верхом на лошади. Кент уже поведал Эльсе, что такое поло стоит больше тысячи крон. А бабушка говорила, что в этих поло самое замечательное то, что по человечку с лошадкой можно гарантированно определить: внутри этого поло — адский урод.

— Чего тебе? — недовольно поинтересовался Кент.

Эльса внимательно посмотрела на него. Затем на красные пластиковые миски с мясом, которые он расставлял на лестнице.

— Это что?

Кент взмахнул руками с такой силой, что трубка с Клаусом чуть не ударилась о стену.

— Этот бойцовый пес до сих пор здесь ошивается, снижает цену на жилье в кондоминиуме!

Эльса осторожно шагнула назад, не спуская глаз с красных мисок. Кент опустил руки, как будто понял, что выразился довольно неуклюже, и сделал новую попытку. Голосом человека, каким в его представлении мужчина возраста Кента должен объяснять нечто женщине возраста Эльсы, чтобы та поняла, о чем идет речь, он сказал:

— Понимаешь, детка, Бритт-Мари нашла на лестнице собачью шерсть. Мы же не можем допустить, чтобы злые собачки бегали по подъезду, правда, детка? Они ведь снижают стоимость жилья в нашем кондоминиуме.

Он улыбнулся так, как умный взрослый улыбается глупенькому ребенку, и покосился на телефон.

— Мы не собираемся убивать эту скоти… то есть собачку! Никто не собирается ее убивать. Мы просто ее немножечко усыпим. Хорошо? А потом отвезем в деревню, где она сможет шляться, где захочет, вместе с себе подобными. В общем, ты меня поняла. Правда? Здорово я придумал? А теперь будь умницей и беги к своей мамочке!