А вот Рома теперь не так часто появлялся в морге. Говорил, учиться тяжело, времени нет. Но мне смутно казалось, что причина не в этом.
Наконец, нам выпало совместное дежурство.
— Ром, у тебя все в порядке?
— Нет, честно говоря, у меня все плохо.
— Что случилось?
— Не могу… не могу об этом говорить… Тяжело.
— Ладно. Но если надумаешь — расскажи, помогу, чем могу.
— Спасибо, я знаю, ты от души. Но помочь мне вряд ли кто-то может. Сколько в мире ненависти, агрессии… Уж ты-то знаешь.
— Ну и что? Ну, ненависть, ну агрессия… Ты как с Луны упал. Мир у нас хреновый, это не новость, но чтобы жить в нём стало легче, надо принять себя. Это мне Арина постоянно твердит. И это абсолютная правда.
— Ну да, ну да, что-то я расклеился. Давай работать.
Это дежурство прошло спокойно, если не считать, что нам пришлось самостоятельно вскрыть труп. Ранее мы при этом, конечно, присутствовали, но просто выполняли просьбы патологоанатома (разложить органы по пакетикам, подать скальпель и прочее). Но у Андреича накануне как раз был юбилей, и он попросил нас похозяйничать в покойницкой, а сам удалился спать.
Я был воодушевлён как никогда. Держать скальпель в руках — счастье же. А вот Рома побаивался:
— А если мы что-то сделаем не так?
— Ну, этому товарищу уже всё равно, — кивнул я на труп. — А все косяки, если что, возьмет на себя Андреич.
Но все прошло хорошо. Дорогого стоит, когда твои руки делают то, что должны. Мои созданы для того, чтобы проводить этот ласковый, но твердый пунктир по коже. Жаль, что не суждено…
— Какой чудесный туберкулёз, — прошептал я. — Он тут везде!.. В лимфоузлах, легких, животе… Развёрнутейшая картина СПИДа. Коллеги по диагнозу, имя нам легион, твою ж мать…
— И что мы сделали? Фактически его закрытую форму туба перевели в открытую. Вентиляция — никакущая. Ты понимаешь, как мы рискуем?! И прежде всего — ты…
— Да перестань, не занудствуй… Как закончим — пойдем пивка попьем, а? Всё-таки стресс…
— Нет, у меня занятия с утра. Мне бы хоть часик поспать.
После дежурства мы остановились на крыльце.
— Слушай, — сказал Рома. — Дубак на улице, одолжи мне свой свитер, если не сложно? У тебя куртка вроде потолще…
— Не вопрос, — сказал я и снял свитер.
Вот на фига я это сделал?! Почему мне сразу не пришло в голову, что он меня отсылает к эпизоду из моего же любимого романа!.. Ведь он таким долгим взглядом на меня посмотрел…
На другой день мне позвонили из полиции. Сказали, что Рома повесился. Могу ли я приехать в отделение прямо сейчас?
Следователь ткнул в меня запиской, написанной Роминым почерком: «Я и так не живу. Я, может быть, и не жил никогда. Мне не позволено быть собой. Так стоит ли вообще шевелиться? Лео, бро, прости меня за свитер. И за всё прости — я знаю, тебе будет больно, когда меня не станет. Но это пройдёт. Борись за то, чтобы всегда оставаться собой. Борись за Арину. Я не буду говорить, что всё будет хорошо. Но в том, что ты всё выдержишь, я не сомневаюсь».