- Помнишь, как несколько недель назад ты заставила меня кончить тебе в рот? Прямо здесь, в этом кабинете.
Я кивнула, пытаясь сдержать улыбку. Я получила огромное удовольствие от того, что заставила его потерять контроль.
- Ты также помнишь, как потом не позволила прикоснуться к себе? А я хотел ебать тебя до тех пор, пока ты не начала бы издавать те сладкие звуки, которые мой член делают очень, очень твердым.
Я уставилась на него, уверенная, что именно это он сейчас проделывает со мной.
- Что ж, что посеешь, то и пожнешь.
Я нахмурилась:
- Твоему члену будет очень плохо, если ты не позволишь мне помочь ему.
- Но ведь ты хочешь заставить меня кончить больше, чем хочу этого я, так что слезайте с моих колен, доктор Шоу. Наш сеанс еще не окончен.
Я встала и недовольно произнесла:
- Я тебя ненавижу, - и, развернувшись, начала натягивать на себя одежду, но вскрикнула, когда почувствовала укус на своей заднице. Я бросила на него неодобрительный взгляд через плечо.
- Ты что-то сказала? – он вздернул бровь, широко улыбаясь.
- Я сказала, что ненавижу то, что ты прячешь от меня мою любимую игрушку, - я наклонилась и поцеловала его, прежде чем направиться к своему столу. - Но ты прав. Я буду вынуждена придумать порядочное оправдание на следующие три часа, почему я задержала наш прием, если мы продолжим.
Я вернулась в свое кресло с блокнотом и очками в руках. Ксандер наблюдал за мной, пока я надевала их. Я улыбнулась. Он знал, что у меня слабость к его ямочкам, а я знала, что у него слабость к очкам и подвязкам. Я наблюдала, как он поправляет брюки, пока усаживалась в кресле поудобнее.
- Так, на чем мы остановились на прошлой неделе?
- Чувство вины, - ответили мы в унисон.
- В тебе скрывается слишком сильное чувство вины, Ксандер. И человек, от которого ты хочешь получить прощение, не может его тебе дать. Ты должен научиться сам себя прощать.
- Это намного легче сказать, нежели сделать, - он откинулся на спинку стула, массируя лоб пальцами, будто пытался избавиться от головной боли.
Всегда, как только Ксандер переступает порог моего кабинета, он меняется. Разговоры со мной о его прошлом вызывают у него болезненные ощущения, но он отказывается обратиться за помощью в другое место.
- Могу я задать тебе вопрос?
Он посмотрел на меня, как бы побуждая продолжать, но вслух ничего не произнес.
- Как развивались события после аварии? Почему эта история не попала в газеты?
Он напрягся, прервал зрительный контакт и рукой прикрыл свой рот. На долгое время воцарилась тишина.
- Мой отец сделал все, чтобы никто и никогда не узнал, что тем водителем был я, - он снова посмотрел на меня и продолжил. - И я позволил сделать ему это. Так как же мне не чувствовать себя виноватым?