Он отложил список и уставился в стену. Откашлялся, спел гамму. Звук получился некрасивый, гундосый. Вот и еще одна травма мешает ему петь. Неприятно. Что это — наказание? Напоминание? Наверное, предостережение.
Опять накатили воспоминания. Гунилла с разбитой бровью. Томми и Танья, их огромные глаза. Почему они вспомнились ему именно сейчас?
Нюберг мог успокаивать себя только одним: он никогда даже пальцем не тронул детей, никогда не поднял руку ни на Томми, ни на Танью.
Наверно, лишение голоса — это кара. Чтобы он не забывал, почему поет. И хотя момент был неподходящий, Нюберг решил действовать.
В Уддевале было два Томми Нюберга. Он позвонил первому. Тот оказался глухим древним стариком. Позвонил второму. Ответил женский голос. Вдали слышался плач грудного ребенка. “Это мой внук?” — подумал Нюберг.
— Попросите, пожалуйста, Томми Нюберга, — проговорил он неожиданно твердым голосом.
— Его нет дома, — ответила женщина. “Красивый голос. Меццо-сопрано”, — подумал Нюберг.
— Извините, можно спросить, сколько Томми лет?
— Двадцать шесть. А с кем я говорю?
— Я его отец, — выпалил Нюберг.
— Что вы городите! Его отец умер.
— Вы уверены?
— Конечно, уверена. Я же его и нашла мертвым. Не валяй дурака, старик, хватит морочить мне голову!
Она бросила трубку. Конечно, Томми мог переехать из Уддевалы в другой город. К тому же сейчас ему было двадцать четыре, как посчитал в уме Нюберг. “Старик?” — повторил он про себя и засмеялся. Невеселым смехом. Оставался один шанс.
В справочнике была одна Танья Нюберг-Нильсон. Замужем. Больше ничего про нее известно не было.
Он набрал номер. Ответил женский голос. Ясный и спокойный.
— Танья слушает.
Какое он имеет право беспокоить ее? “Клади трубку, клади, клади, — говорил ему внутренний голос. — Мосты сожжены. Поздно”.
— Алло, — сказал Нюберг и проглотил слюну.
— Алло, кто это?
Действительно, кто он? Чужой женщине он, не подумав, назвался отцом. Но разве он заслужил это звание?
— Гуннар, — ответил он, не придумав ничего лучшего.
— Гуннар? — переспросила женщина и замолчала. Она выговаривала слова по-гётеборгски, хотя нет, скорее так, как это принято на западном побережье. — Гуннар Тролле? — спросила она спустя мгновение. — Зачем ты звонишь? Между нами все давно кончено.
— Нет, не Гуннар Тролле, — ответил Нюберг. — Гуннар Нюберг.
Стало тихо-тихо. Может, она положила трубку?
— Папа? — спросила она почти неслышно.
В памяти всплыли огромные глаза Таньи. Решится ли он сказать что-то?
— У тебя все в порядке? — спросил он.
— Да, — только и сказала она. — Почему…
Она замолчала.