Но благие дела не уничтожили прошлое, и при первой возможности оно напоминало о себе. Перед закрытыми глазами Нюберга возникла сцена, которая — он знал — не может не появиться. В тот день он опять поднял руку на жену, Гуниллу, он помнит ее изуродованную бровь, полные отчаяния глаза детей, Таньи и Томми, глаза, которые он не сможет забыть до самой своей смерти. Нюберг знал, что все это помнят и в Уддевале>[39], куда его семья уехала, чтобы спастись от него. Он не видел их уже пятнадцать лет. И если бы столкнулся со своими детьми на улице, не узнал бы их. В середине его жизни образовалась огромная пустота.
Нюберг резко затормозил.
— Я пою для вас! — крикнул он беззвучно, словно его связки были пережаты щипцами. — Поймите, я пою для вас!
Но его никто не слышал. Никто в целом мире.
Он медленно выехал на шоссе, повернул возле Данвиксклиппана, проехал мост Данвикстулльбрун. Ливень все бил и бил по машине.
Наконец, сам того не заметив, Нюберг добрался до места. Последние километры словно потерялись в какой-то большой черной дыре.
Въехав во Фрихамнен, он вскоре увидел за стеной дождя синий мерцающий свет, направил машину туда и, пробравшись по узкой дороге, остановился возле бело-синей ленты. Синий полицейский маячок продолжал мигать.
Там было три машины полиции, “скорая помощь”. И Ян-Улов Хультин.
Хультин стоял под зонтом в окружении промокших полицейских инспекторов и даже в такую погоду и в такой ситуации ухитрялся листать какие-то бумаги. Нюберг забрался к нему под зонт, на три четверти оставшись под дождем.
— Что у нас? — спросил он.
Хультин задумчиво посмотрел на него поверх своих совиных очков.
— Сам посмотри.
— Дырки на шее?
Хультин выдержал паузу. Потом покачал головой. Нюберг шумно выдохнул.
Он подошел к свертку, лежащему посреди узкой дороги. Белое лицо, глаза, неподвижно устремленные в ночное небо. Струи дождя бьют по мертвым зрачкам.
Нюбергу стало жаль мужчину, он нагнулся, закрыл ему глаза и, сидя на корточках, стал рассматривать его.
Мужчина был молод, лет двадцать пять, не больше.
“Это мог быть Томми”, — подумал Нюберг.
И вздрогнул. А вдруг это действительно его сын? Он ведь не знает, как его сын сейчас выглядит.
Нюберг помотал головой, отгоняя страшные мысли, — ни дать ни взять огромный мокрый бульдог.
Он посмотрел на обнаженную шею убитого. Никаких отметин, но в области сердца четыре пули, идеальное попадание. Крови вытекло немного. Смерть, судя по всему, наступила мгновенно.
Кряхтя, Нюберг принял вертикальное положение и вернулся к Хультину, бумаги которого под зонтом сохраняли девственную чистоту и сухость.