Йельму и Чавесу казалось, что они докладывают сюжет мыльной оперы директору коммерческого телеканала. Директор канала принял их рассказ без восторга:
— Значит, это не он?
— Нет, — хором ответили Йельм и Чавес. А Йельм добавил: — Но совсем закрывать эту дверь мы не будем.
— Ладно. Гуннар?
Нюберг хмуро и лаконично пересказал события прошлой ночи во Фрихамнене. Когда он закончил, Сёдерстедт скептически заметил:
— Это все равно что обнаженка в Тантолунден.
Заметив недоумевающие взгляды коллег, он пояснил:
— Ну тот мужик, которого поколотила женская футбольная команда.
— Все же эту дверь мы пока тоже закрывать не будем, — возразил Хультин и поставил точку в обсуждении сделанного.
Несмотря на своеобразную форму докладов и отсутствие конкретных результатов, настроение в группе оставалось на высоте.
Сказанное имело некий потенциал, его только нужно было найти.
— Кто он? — спросил Чавес. — Этот убитый во Фрихамнене?
— Не опознан, — ответил Хультин. — Отпечатки пальцев ничего не дали. Классический Джон Доу, как американцы называют неопознанные трупы. Лет двадцать пять, русый, больше никаких примет. Вскрытие тоже ничего не показало. Никаких травм или болезней, если не считать четырех выстрелов в сердце.
— Без травм или болезней он лежал на столе перед патологоанатомом, — схохмил Сёдерстедт, заранее зная, что коллеги его не поддержат. Так и случилось.
— Надо поискать, не осталась ли где-нибудь во Фрихамнене его машина, — продолжал Хультин. — Гуннар поедет на фирму “Линк коуп” и порасспрашивает. Отпечатки пальцев мы пошлем на экспертизу в Интерпол и пригласим родственников всех недавно пропавших без вести людей для опознания трупа. Вигго придется поехать в морг и присутствовать при опознании. Остальные работают в прежнем режиме.
Прежний режим на практике означал ожидание. Но как ни странно, все расходились с собрания окрыленными. Объяснить это состояние было невозможно, они просто чувствовали запах добычи, это чувство объединяло их — как раз благодаря этому качеству Хультин когда-то отобрал в свою группу именно их.
Даже Вигго Нурландер, который получил на первый взгляд совершенно бесперспективное задание, парил как на крыльях, и не только потому, что его гены были увековечены в будущих детях. Нурландер чувствовал необъяснимый душевный подъем и не унывал оттого, что придется провести остаток дня в обществе опечаленных родственников, которые вряд ли узнают в убитом близкого человека.
Он забежал в кабинет и прихватил свою супермодную, даже чересчур легкомысленную кожаную куртку. До того, как его в Таллине прибила гвоздями к полу русская мафия, он всегда носил дорогой офисный костюм и был образцовым служакой, свято верящим в систему, приказы вышестоящих лиц и общественный порядок. Он был воспитан в другом мире, нежели тот, в котором ему теперь приходилось работать. Он сделал это открытие во время расследования “убийств грандов” и тогда же решил действовать на свой страх и риск: отрекся от столь любимого им порядка и в одиночку отправился в Эстонию “разбираться” с преступниками. Наука, которую ему там преподали, укрепила его уверенность в своей правоте. А жестокие удары молотка навеки отбили охоту принимать что-либо на веру. Не верить никому, кроме самого себя. И себе тоже верить с осторожностью.