Словом, в бане они только и смогли что попариться да утолить первый голод. После помывки плавно переместились в спальню. Тут они вновь наплевали на все дела и ринулись проверять на прочность широкую постель. Подумаешь, уж не единожды проверена. А вдруг разболталась…
– Ох, Ванюша, как же я по тебе соскучилась, – пристраиваясь на его груди, блаженно произнесла княгиня.
В ответ он положил руку ей на голову, погладил русые волосы, потрепал за ушком и наконец произнес:
– Я тоже соскучился, Ирина.
– Врешь, – повернув голову и вперив в него лукавый взгляд, возразила та. – Я ведь вижу, что, хотя ты меня и хочешь, вовсе не любишь. А потому и скучать не скучал. Разве только по женской ласке истосковался. Боишься меня?
– Ну, во-первых, у нас с тобой уговор, а я своему слову хозяин, – глядя прямо в глаза и продолжая поглаживать ее волосы, спокойно ответил он. – Во-вторых, нужно быть идиотом, чтобы не опасаться той, перед кем трясутся именитые бояре. Причем не только Русского царства. Ириша, я похож на идиота?
– Значит, только опасаешься?
– Вот только не надо дуться. Не боюсь же, в самом-то деле. И потом, как бы то ни было, но насчет того, что соскучился, я вовсе не вру. И ты в этом успела убедиться.
– Поду-умаешь. Да я сейчас позову Глашку, и ты с не меньшим задором набросишься на нее. А то и с большим. Она-то, чай, помоложе будет, – язвительно протянула княгиня.
– Так. Все. Я пошел, – сдвигая ее в сторону и собираясь подняться, решительно проговорил Иван.
– Куда? – вцепилась в него княгиня, но тут же сдала обороты: – Ванюша, прости меня. Ну баба я. Обычная баба. И мне, как любой, любви хочется. А ты… – Она осеклась с неприкрытой обидой.
– И что мне делать? Врать тебе? Так ведь ты эту ложь распознаешь, а тогда уж тебе станет еще горше. Да еще и меня поставишь в один ряд с той мокрицей Васильчиковым, – оставляя попытку встать, возразил Иван.
Жестоко? Еще как жестоко. И уж тем более учитывая то обстоятельство, что княгиня родила от него дочь. То есть он для нее точно не проходной персонаж и никогда не встанет в один ряд с бывшими любовниками.
А еще это рискованно. Ибо страшнее врага, чем обиженная женщина, и вообразить себе трудно. Но куда страшнее обманутая женщина. Оно, конечно, все зависит от нрава той или иной особы. Однако Ирину Васильевну отличала решительность. Так что, по сути, у Ивана был выбор только меж двух зол.
– Ладно, герой-любовник. Коль скоро ничего другого не остается, тогда уж давай получим то, к чему оба имеем склонность. – Говоря это, Хованская потянулась к нему с недвусмысленным намеком.