— Я требую смертной казни для этого негодяя, — сказал барон, — хотя бы в назидание для остальных и для успокоения нашего округа.
Но даже судьи не нашли возможности согласиться на такую чрезвычайную меру за полным отсутствием улик.
— Вы же сами, барон, говорите, что Ривес — прекрасный работник, честный и трудолюбивый… — сказал начальник отряда.
— Да, но он осмелился посягнуть на мою землю, подговаривал крестьян пред’явить мне новые требования, явно невыгодные для меня, угрожал мне в случае моего несогласия. Помимо всего, он не посещает церкви и не причащается.
Местный священник не мог простить Ривесу его безбожия, а потому ни одного слова не сказал в его защиту. Заочная дискуссия в суде была непродолжительна, но все-таки судьи определили арестованному, вместо смертной казни двести ударов розгами. А затем, для видимости, был назначен «суд».
Ривес был высокий крестьянин с резкими чертами лица, окаймленного густой бородой. На вид ему было лет сорок — сорок пять. Голубоватые серые глаза его смотрели вдумчиво и гордо. Он не выказывал ни малейшего признака страха, хотя и не ожидал от суда ничего хорошего. От всей его фигуры веяло мощью.
Хотя приговор был уже готов, но для соблюдения формальностей один из членов суда, знавший эстонский язык, стал опрашивать обвиняемого:
— Ты подстрекал крестьян к забастовке?
— Да.
— Почему ты это делал?
— Потому что условия их работы невозможны.
— Руководил ли ты митингом и принимал ли участие в составлении нового договора?
— Да.
— Почему ты взял на себя роль руководителя в этом деле?
— Потому что я учился в школе два года и счел долгом помочь тем, кто по неграмотности не может постоять за себя.
— Говорил ли ты барону, что если он добровольно не подпишет нового соглашения, то ему все равно придется подписать, только другими чернилами?
— Нет, к угрозам я не прибегал.
— Срывал ли ты святые иконы со стен часовни?
— Нет, я этого не делал.
Хотя все ответы Ривес давал твердым громким голосом, все же в тоне его чувствовалось равнодушие, так как он угадывал, что все это — одна комедия.
Были допрошены несколько свидетелей. Все без исключения хорошо отзывались о Ривесе, называли его честным, добросовестным, трудолюбивым… Единственным противопоказанием было то, что он не посещал церкви и не причащался.
После допроса прочитали приговор. Поняв, что его накажут розгами, Ривес заскрежетал зубами. Глаза его загорелись.
— Я не позволю, чтобы меня пороли, — заявил он со страшным спокойствием.
— Приговор над тобой произнесен, — ответил ад’ютант.
— Я не могу подчиниться такому приговору, я не раб и не позволю пороть себя.