Наши новобранцы прибыли из Бельгии, сотни совсем молодых ребят, которые любопытными и веселыми глазами смотрели на эти залитые солнцем деревни, эти избы, раскрашенные в яркие цвета, этих крепких и простых женщин с детскими голосами.
Вся грязь России была закрашена весной. Мы завершили прочесывание последних березняков, где скрывались беглые солдаты, и затем вечером под проливным дождем поднялись на лесистые берега Донца.
В русских грозах есть что-то апокалипсическое.
Майские и июньские дни пылают жаром. Вся земля наслаждается теплом. Но дня через три все небо трескается, раскрывается и на четыре часа превращает поля и дороги в пруды и черные болота.
В такое время нельзя предпринимать наступление. В июле, августе и сентябре грозы менее часты, между ними перерывы в три недели. Тогда можно атаковать, мгновенно останавливаясь в случае грозы.
Сражение за Харьков в мае 1942 года было дано кстати: враг был отброшен к долине Донца, от Харькова до Изюма. Надо было дождаться сухих месяцев на этой линии фронта.
Мы подошли к самой реке в конце мая. Половину ночи мы провели, выбираясь из грязи дороги, что вела до холмов правого берега. Подразделение терялось, путалось в этих лесах, заполненных водой. Ни одна повозка с имуществом не могла проехать: ноги лошадей оставались в иле, как в мастике. К часу ночи мы добрались до вершины холмов. Оттуда нам следовало опять спуститься к берегам Донца.
Чтобы достигнуть своих позиций, каждая рота должна была следовать по маленькой лесной тропе, что спускалась и поднималась зигзагами на отрезке в три километра. Никто ничего не видел: мы держали путь по телефонному кабелю, настоящей нити Ариадны, бежавшей в темноте, за которую каждый бережно держался рукой.
Наши позиции простирались на семь километров вниз от Изюма, его блестящие купола мы видели у подножия высоких беловатых скал.
Левое крыло нашего участка было замаскировано лесистыми холмами, довольно крутыми, прерывавшимися просеками и противопожарными полосами шириной в пятьдесят метров. Пересечь эти голые участки, обстреливаемые русскими, было почти невозможно в течение дня.
Мы бросались в серо-зеленую реку, беззаботно текущую между белых песчаных берегов. Лес и берег, ведущие к ней, были усеяны перевернутыми автомобилями, пропагандистским материалом и мешками с почтой. Письма, свернутые треугольником, нескладно написанные химическим карандашом, почти все заканчивались набожными советами и призывами к божьей защите.
Эта военная почта показывала нам — все в европейской России говорило об этом, — что если крестьянство и пострадало от коммунизма, то идейно оно не было завоевано им ни в какой мере. Эти простодушные и бесхитростные земледельцы писали в точности те же письма, что и во времена попов и царей, благословляя свою семью, говоря о своей деревне, о своем доме. Ни один из авторов писем не упоминал имени Сталина.