— Зачем обижаешь парнишку? — вступилась за Стёпку бабушка. — Он причём тут? Дети за отцов не отвечают, а уж за дедов, да прадедов тем более.
О, понеслось. Они что, с ума сошли? Я к ним ненадолго приехала, а они мою жизнь устраивают. Дай бог до весны мне продержаться в этих краях, а они меня замуж выдают.
— Дед его волков обдирал. Живодёр, — процедил сквозь зубы отец. — Ладно, если бы на охоте подстрелил, это другое дело, но чтобы вот так…
Ого! Поверить не могу. Отчего же тогда Степан такой скромный уродился, если в семье такая жестокость творилась. Выходит, дед Степана на фабрике волчьей работал. Ну, дела.
— Пусть так, всё лучше, чем с «гоблинами» связываться, — не успокаивается бабушка.
— Бабуль, а ты знаешь, кто такой «гоблин»? — как бы, между прочим, спросила я.
— Нет, не знаю и знать не хочу. Гоблины они и есть гоблины.
— Гоблины живут в пещерах и не переносят солнечный свет, а эти живут в лесу и на солнышке греются, — в шутку сказала я.
— Вот и я говорю, что странные они, — не стала уступать бабушка.
Не понимаю, что сделала семья, если горожане так неприветливы к ним.
— Завидуют они пришлым, вот и глумятся, — вмешался отец. — А по мне, так они хорошие и щедрые люди. И, знаешь мама, они благотворительностью занимаются. Больнице и школам помогают. В садики молоко бесплатно поставляют.
— По-твоему, так они прямо «манна небесная» для нашего городка, — едко заметила бабуля.
Интересно, к чему весь этот разговор?
— А Влад он человек состоятельный, не в пример твоему Степану, — поставил точку отец.
Вот, что волнует папу — моё безбедное будущее. Что ж, я не могу злиться на него, он заботится обо мне, по-своему. Пусть так банально, но ведь я ему не безразлична.
— Так, что ты думаешь, дочка? — не отстаёт он.
— Я ничего не думаю, папа, — ответила я и встала из-за стола. — А вообще-то, думаю. Через год я вернусь домой, в город и устроюсь в клинику Архиепископа Луки. Потом поступлю в институт на заочное отделение и стану специалистом.
— Правильно внученька, — похвалила меня бабуля. — Теперь не модно рано замуж выходить. Тридцать теперь ещё не возраст, а раньше в эти годы мы считали себя зрелыми женщинами и у нас уже «семеро по лавкам» сидели.
— Так, может, хватит обсуждать меня? — в шутку прикрикнула я. — И мне пока только двадцать пять, а к тридцати я определюсь и повзрослею, обещаю.
Папа недолго был у нас. Он куда-то торопился и я смею думать, что он торопился к женщине. Сегодня он выглядел счастливым и ухоженным: чистая рубашка, брюки выглажены, туфли новые. Я бы хотела, чтобы папа нашёл своё счастье. Не так мало их, одиноких женщин мечтающих найти свою половинку. А тут симпатичный мужчина сорока восьми лет и свободен — это непорядок.