Мама вручает нам пакеты с ланчем, и мы уходим.
– Ведите себя хорошо, – говорит она.
Я думаю, не остаться ли дома с ней, но ноги сами уносят меня за дверь.
Когда мы уходим довольно далеко от нашего дома, Диллон достает сэндвич, завернутый в фольгу, и засовывает его в живую изгородь.
– Зачем ты это делаешь?
– Да затем, что эти сэндвичи жуткие, – говорит брат и делает вид, будто его тошнит. – Ненавижу помидоры.
– Почему ты то и дело врешь? Тебе не стыдно выбрасывать сэндвичи?
– Ты слишком много вопросов задаешь.
Диллон никогда не отвечает на мои вопросы. А я и не жду ответов.
– Хочешь? – спрашиваю я, вытянув пачку сигарет и ощупывая карман в поисках зажигалки.
– Откуда они у тебя? Отец убьет, если узнает.
– К черту отца. Он на тебя сильнее разозлится, если узнает, что ты выкидываешь еду, когда столько детишек в мире голодают!
Диллон молчит, но берет сигарету и ждет зажигалку.
– Как ты думаешь, где он торчит? – спрашивает братец. – Ну, когда вечером уходит из дому и потом где-то пропадает целую вечность? Не может же он совершать пробежки по четыре-пять часов.
Я беру у брата сигарету и прикуриваю разом две, потом одну отдаю Диллону. Курение – мое новое хобби.
Диллон поворачивается ко мне, держа сигарету в вытянутой руке:
– И все-таки, куда же он ходит?
Я замечаю пятнышко на брюках, приглядываюсь и понимаю, что это дырочка и сквозь нее видна моя бледная коленка.
– Никуда. Просто сидит на скамейке около леса, рядом с утиным прудом.
– А ты за всеми шпионишь?
– Ага.
Диллон кашляет от дыма, но делает вид, что просто хотел покашлять.
– Не стоит тебе его раздражать, – говорит он.
– С какой стати ты вечно за него заступаешься? Ты его боишься, что ли?
– Нет. Просто считаю, что он заслуживает снисхождения.
– Он мог бы и ко мне быть поснисходительнее, особенно в мой день рождения. Нытьем Эдди не поможешь, или ты так не думаешь?
Диллон морщится. Мы с ним разговариваем о многом, но при посторонних никогда не говорим об Эдди.
– Ты вчера об этом думал? – тихо спрашиваю я.
– О чем?
– Сам знаешь. О том дне.
Диллон молча идет вперед. Пользуясь паузой, я стараюсь сделать как можно больше затяжек.
– Я думал о том дне, когда он за псом погнался, – в итоге говорит Диллон.
Вспомнив об этом, я улыбаюсь. Явственно вижу собаку, выскакивающую из-за живой изгороди, Эдди, бегущего за ней и сжимающего в руке поводок, и рассвирепевшего хозяина.
– Вот видишь! Это веселое воспоминание. Надо было тебе вчера рассказать эту историю. Вот так мы теперь должны себя вести. Мы должны рассказывать веселые истории про Эдди. Вроде той, когда он засунул себе в обе ноздри по горошинке.