– Это шок от холодной воды, – говорит Тэй.
– Что? – настораживаюсь я.
– У тебя на лице есть крошечные температурные рецепторы. Когда лица касается холодная вода, пульс замедляется, и кровеносные сосуды сжимаются. Тело бережет кислород для сердца и не дает сделать вдох. Вот что произошло, когда ты прыгнула в море.
– Блеск. Мог бы сказать мне об этом до того, как я прыгнула, – ворчу я.
Но его объяснение звучит знакомо. Кажется, я про что-то такое читала, когда делала какое-то домашнее задание по биологии. Человеческое тело – это единственное интересное из всего, что мы узнаем в школе. Я написала доклад о младенцах – о том, как они способны выживать в экстремальных условиях. Например, оказавшись в холодной воде.
– Рефлекс млекопитающих? – спрашиваю я, радуясь тому, что произношу умную фразу. – Это то самое, что помогает выдрам и дельфинам так долго оставаться под водой.
Тэй усмехается, распрямляется и вытягивает ноги.
– Именно так, – кивает он. – Но у нас, людей, с этим не так хорошо. – Он придвигается ближе и пытливо смотрит на меня.
Мне не по себе.
– Послушай, мне вправду жаль, – говорит он. – И я должен кое-что сказать тебе.
Господи. Ну, вот оно. Сейчас он мне скажет, что знает, кто я такая, и что он не хочет со мной иметь ничего общего. Тяжкий груз разочарования наваливается на меня, мерзко сосет под ложечкой. Так можно и Эдди убить.
– Ну, давай выкладывай, – цежу я сквозь зубы, готовая вскочить и уйти.
Тэй опускает глаза.
– Не надо было мне уговаривать тебя прыгать, – начинает он. – Но… честно, я себя ругаю за это… но я был рад, когда ты все же прыгнула. Я еще подумал: это девчонка с яйцами.
– С яйцами? – переспрашиваю я, не совсем понимая, к чему он клонит.
– Ну да. В смысле – смелая.
– Я знаю, что означает слово «яйца».
– Ну да. В общем, вот это я хотел сказать.
Что? Нет, у этого парня очень странная манера разговаривать. Я гадаю, не связано ли это отчасти с тем, что он покурил марихуану. А может быть, он вообще не любитель разговаривать. Если ему хочется посидеть в тишине, я не против. Хотя бы я сама не брякну какой-нибудь глупости.
– У меня целый год был ларингит, – наконец произношу я, надеясь, что он поймет мой намек – что ему вообще не обязательно что-либо говорить.
– Да? – Тэй прижимает ладонь к горлу и проводит по коже.
– Я почти двенадцать месяцев никому ни слова не говорила, кроме брата.
Тэй кивает. Похоже, понимает.
– А еще какие-то проблемы со здоровьем у тебя есть, про которые мне надо знать? – спрашивает он с улыбкой.
– Нет, а у тебя? – тут же спрашиваю я.
Тэй громко смеется: