— Василиса Аркадьевна — бабушка по материнской линии, урождённая Екатерина Максимовна, верно?
Да, надо признать он хорошо подготовился. Прямо одержимость какая-то, я вот родословные жертв отца до седьмого колена не изучала. Наверное, мне просто повезло — рядом оказалась Солана, сумевшая объяснить, что даже искупая прошлое, жить нужно непременно в настоящем. Значение имеет только то, что происходит здесь и сейчас, потому что ничего из минувшего уже не вернёшь, а будущее ещё не наступило. А вот чемпион, видимо, считает иначе.
— Верно, пришлось взять чужие имена. Василису Аркадьевну придумала я.
Как всегда, когда речь заходила о моём прошлом, Войнич нацепил маску ледяного отчуждения. Надеюсь, за ней не пряталось нечто похуже.
— А твоё кто придумал?
Я ответила не сразу. Нахлынули воспоминания.
— В детстве мама называла меня златовлаской. Я просто сократила.
— Твою маму звали Полина Нарышкина? Погибла в автокатастрофе за год до ареста мужа. Ей повезло. Умерла до того, как узнала, что жила со зверем.
Я отвернулась. Под лопаткой кольнуло. И чего он добивается? Ждёт, когда сорвусь и разрыдаюсь? Не дождётся!
— Изучил всё моё генеалогическое древо? Молодец, пять по биологии, отлично постарался! Иди домой, я скоро приду.
Он удивленно поднял брови.
— И это всё? А где же твоя хвалёная защита?
Продолжает нарываться? Что ж, постараюсь оправдать ожидания.
— Соскучился по моим шуткам?
Чемпион традиционно закатил глаза.
— Да уж! По твоим пошлым кабацким шуточкам.
Я подошла к нему почти вплотную и заявила:
— Вот именно. По пошлым и кабацким. Тебе нравится, когда я с тобой заигрываю, лицемер!
Как всё просто. Он сразу помрачнел и перестал хорохориться.
— Предупреждаю. Выбери другую линию защиты! Эта — опасна для здоровья.
Я вдруг почувствовала ужасную усталость, ссориться с ним не хотелось, не хотелось вообще ничего.
— А сам-то? К чему этот экскурс в прошлое? Думаешь, причинишь мне боль, и твоя собственная станет меньше? Не станет. Время — оно как анальгетик: боль притупляет, но раны не лечит. Их больше нет — твоей мамы и моих родителей. Делая друг другу гадости, мы ничего не изменим в их прошлом, зато своё настоящее точно превратим в ад. Ты этого хочешь?
Войнич молчал, продолжая сверлить меня непроницаемым взглядом. Ладно, на диалог рассчитывать не приходится, придётся продолжать монолог:
— Мы оба сломаны прошлым и выбор у нас не большой: изводить друг друга, бередя старые раны, или оставить мёртвых в покое и думать о живых. Галю Шолохову ещё можно спасти, поэтому я выбираю второй вариант. А что выберешь ты, чемпион?