— Не… — сказала Пруди, однако Бернадетта начала одновременно с ней и продолжила. И останавливаться не собиралась. Дождь отмерял длину ее речи. Пламя из синего сделалось оранжевым — от одной крайности к другой. В топке упало полено.
Бернадетта умела говорить и в то же время наслаждаться тишиной. Ничто не нарушало ее покой меньше, чем звук собственного голоса. У Сильвии такая благодать, не то что у Джослин. Сильвия жила в центре, рядом со студенческим городком, но в стороне от улицы — прямо за женским обществом, то ли «Фи Бета Пи», то ли «Пи Бета Фи». Место было укромное, мирное, если не считать конкурсных дней, когда целую неделю толпа девиц распевала на лужайке; «Мечты мои — "Фи Бета Пи" (или наоборот), бум, бум», — словно русалки морякам. Само собой, на конкурсной неделе клуб здесь не собрался бы. Уйди Дэниел в такую неделю, Бернадетта поняла бы. Джослин рассказывала ей, что Дэниел встречается с женщиной, которая годится ему в младшие сестры.
Джослин знала, каково покинутому отцом ребенку. Но конечно, все иначе, когда ребенок взрослый и живет отдельно. Аллегра имела полное право скучать по отцу, хотя иначе, нежели Сильвия. Сильвия теперь одна изо дня в день; Аллегре просто испортили Рождество. У нее больше нет настоящего дома. Праздники будут разрезаны пополам, словно грейпфрут.
Декабрь еще далеко, но, зная Аллегру, Джослин подозревала, что она об этом уже задумывалась. Рождество всегда столько значило для нее. В детстве она за несколько дней начинала терзать себя страхами: вдруг ей не понравятся подарки, вдруг ее желания останутся неуслышанными. По ночам Аллегра засыпала в слезах, предчувствуя разочарование. К рождественскому утру вся семья бывала сыта по горло.
На самом деле она никогда не просила чего-то редкого или дорогого — почему бы ее не порадовать? Завидев наконец подарки, Аллегра приходила в дикий восторг.
Она любила сюрпризы и, разорвав обертку, визжала от счастья, что бы ни было внутри. «Это мне? — спрашивала она, словно не могла поверить. — И это мне?»
Каждый год ей давали некоторую сумму на подарки другим, и Аллегра тратила ее разумно, однако денег все равно никогда не хватало. Поэтому она стала добавлять свои поделки — рисунки для братьев, сшитые из картинок книжечки для родителей и Джослин, Пепельницы и игрушки. Камешки и сосновые шишки в блестках. Обложки и календари. Аллегра взрослела, и самодельные подарки вытесняли покупные. Художественного дара — она подчеркивала — у нее не было. Просто способности. Отец научил ее обращаться с электроинструментами, и в старших классах она выбрала не кулинарию, а ремесло. К тому времени Аллегра моделировала мебель и украшения. Тогда она и сделала стеклянный кофейный столик, куда Джослин только что поставила сумочку, — по всем меркам вполне приличный.