Пруди и Джослин познакомились два года назад на воскресном дневном показе «Мэнсфилд-Парка». Джослин сидела за Пруди; соседка слева от Пруди нашептывала подруге о забавах на какой-то местной конюшне. Кто-то спит с одним кузнецом. Кузнец — истинный ковбой, ботинки, джинсы и, казалось бы, простодушное обаяние, но раз он укрощает лошадей, женщину уломать нетрудно. Страдают, естественно, лошади. Раджа совсем ничего не ест.
— Он, похоже, считает хозяйкой ее, — сказала соседка, — лишь потому, что иногда я его уступаю на пару часов.
Наверняка это было про лошадь. Пруди промолчала. Она посасывала лакричную конфету, кипела от злости и думала пересесть, но как-нибудь поделикатнее; Пруди, спросите любого, тактична до крайности. Когда аппетит Раджи начинал совсем некстати завоевывать ее внимание, Джослин наклонилась вперед.
— Ступайте сплетничать в фойе, — сказала Джослин. Было ясно, что с ней шутки плохи.
Вот кто разобрался бы с ковбоями. Вот кто накормил бы впечатлительных лошадей.
— Извините, — возмущенно ответила женщина. — Можно подумать, ваш фильм важнее моей жизни.
Однако умолкла; Пруди не волновало, что женщина оскорблена, ведь оскорбленное молчание такое же тихое, как польщенное. Это молчание продлилось весь фильм, а остальное не важно. Сплетницы ушли на титрах, но преданная джейнитка из почтения дождалась финального аккорда, белого экрана. Поворачиваясь к Джослин, благодарная Пруди даже не глядя знала, что она еще здесь.
Пробираясь между рядами, они разговорились. Оказалось, Джослин, как и Пруди, не одобряет вольное обращение с оригиналом. Самое замечательное в книгах — незыблемость написанного. Меняешься ты, меняется восприятие, но текст остается неизменным. Хорошая книга в первый раз удивляет, во второй — уже меньше.
Как известно, в фильмах это не ценится. Всех персонажей исказили: противную миссис Норрис, тетку Фанни, смягчили из-за нехватки времени; ее дядю, мистера Бертрама, в книге — положительного героя, обвинили в работорговле и распутстве; остальных лишь набросали в общих чертах или придумали заново. Самым сомнительным и странным казалось отождествление Фанни с самой Остен, ведь они совсем разные: Фанни такая зажатая, а Остен такая игривая. В результате получилась героиня, которая думает и говорит, как Джейн, но поступает, как Фанни. Абсурд.
Конечно, сценариста можно понять. Никто не любит Остен больше, чем Пруди, спросите любого. Но даже Пруди считала Фанни Прайс тяжелым человеком. Фанни — правильная первоклассница, пай-девочка, которая всегда докладывает учителю о чужих проступках. Зрители ее непременно возненавидели бы. А Остен, по некоторым отзывам, была настоящей кокеткой, бойкой и очаровательной. Как безнравственная Мэри Крофорд в том же «Мэнсфилд-Парке».