Дин отправился в гардероб — сдать пиджак Пруди — и в бар, а мог бы возразить на ее замечание о богатых мужчинах и новых женах. Дин был небогат, зато верен. Он мог бы сказать, что деньги его не изменят. Он мог бы сказать, что согласен любить Пруди в бедности и богатстве. Он мог бы сказать, что никогда не разбогатеет, а значит, Пруди счастливая жена, разве нет?
При Сильвии Пруди тоже воздержалась бы от такого замечания, но ни Сильвия, ни Аллегра еще не появились. Пока подъехали только Пруди и Бернадетта, а Бернадетту Пруди почти не знала, так что развод Сильвии был одной из немногих общих тем. Ну и Джейн Остен, само собой, но до чтений «Гордости и предубеждения» еще неделя; Пруди не хотела портить их преждевременными высказываниями.
По такому официальному поводу Бернадетта изменила своему непринужденному стилю в одежде и выглядела très magnifique[44]: серебряная блузка и брюки, серебристые волосы смазаны муссом и зачесаны назад. Она починила очки и протерла линзы. В ушах красовались янтарные глыбы, что-то в этом роде мастерила Аллегра. Мочки у Бернадетты были огромные, словно у Будды; серьги их еще удлиняли. Чувствовался слабый запах лавандовых духов и, кажется, шампуня «Зеленое яблоко», цинний в центре стола и мощного кондиционера. У Пруди было хорошее обоняние.
Бернадетта уже долго отвечала на утверждение Пруди и еще не закончила. Пруди много пропустила, но в конце Бернадетта обычно делала вывод. Как начнет закругляться, надо будет послушать.
— Богатые не обязательно хотят больше, — говорила Бернадетта. — Получают — может быть. Обо всех недостатках мужа до свадьбы не узнаешь. Счастье в браке — главным образом дело случая.
Бернадетта явно не поняла, что речь о Сильвии. Ее взгляды, справедливые в другой ситуации, в данном случае были неуместны; хорошо, что Джослин их не слышит.
— Дэниел — типичный пример, — намекнула Пруди.
— Кто-то должен быть типичным примером, — ответила Бернадетта. — Иначе — что значили бы эти слова?
Тонкость не сработала. Пруди сменила тактику;
— Как все-таки нехорошо получилось у Сильвии с Дэниелом.
— О да. Смертный грех.
Ее улыбка сбила Пруди с толку: может, все это время Бернадетта понимала, о чем речь?
Оркестр заиграл «Кто-то, кто за мной присмотрит». От этой песни у Пруди сдавило горло. Ее мать обожала Гершвина.
Рядом с Пруди уселась элегантная чернокожая женщина в норковом боа (в такую жару!), пришлось сказать, что весь столик занят. «Ясно», — холодно ответила та. Поднялась и ушла, задев норкой волосы Пруди. Она боялась, что женщина сочла ее расисткой, но ведь любой, кто знает Пруди, подтвердит, что это не так. Больше всего на свете ей хотелось бы сидеть за одним столом с такой элегантной женщиной. Куда запропастилась Джослин?