– Как может нравиться это варварское истязание, этот воздух, наполненный угаром, обожжённое горло и избитое ветками тело? – Тут Дорасеос в третий раз вспомнил о деве. – Скажи, Евстафий, а девы и жёны так же проходят сквозь этот Аид и стегают друг дружку огненными пучками травы?
– Да, друг Дорасеос. Ты же вчера сам видел, они точно так же, как и мы сегодня, раскалённые, будто вынутые из горна железины, прыгали в холодную реку. Славянские девы очень сильны и выносливы. А ещё свободны и горды, что твои орлицы, их любовь нужно завоевать. Мужи охраняют их и заботятся, не позволяя никому обижать. Хотя, если нужно, жёны могут и за оружие взяться, сражаться бок о бок со своими мужами, и в храбрости им не уступают, – уже серьёзно молвил пышнотелый изведыватель. – Ладно, пошли, поедим и завалимся спать, завтра нас ждёт работа…
– Ты чем-то встревожен, Отто? – спросил Энгельштайн верного помощника и телохранителя, который уже второй раз, пока они шли по знакомым улицам Киев-града, приостановился и незаметно оглянулся.
– Такое ощущение, святейший, что нами кто-то весьма интересуется…
– Я полагал, что у меня просто скверное настроение, а выходит, и ты чувствуешь то же самое. Кто это может быть?
– Попробую узнать, – ответил верный помощник легата.
Вечером Отто ушёл, приказав крепкому робичу Бузыге следить за воротами, чтобы не проник никакой тать.
Он вернулся ночью, щека его была в крови, шуйца наскоро перевязана обрывком исподней рубахи, а костяшки правой руки сбиты в кровь. Бузыга и два монаха-послушника, один из которых выполнял роль секретаря святого отца, а второй был вроде охранника и домоправителя, тут же бросились на помощь.
– Они были одеты как россы, преподобный, – выдохнул Отто Энгельштайну в то время, когда его перевязывал один из монахов.
– Может, князь Аскольд решил приглядеть за нами, ведь когда-то он довольно бесцеремонно выставил нас из Киева. А что они говорили? – спросил помрачневший епископ.
– В том-то и дело, что они не говорили. Тот, которого я попытался схватить, оказался очень ловким, он не только вырвался, но и едва не зарезал меня своим кинжалом. Самое удивительное, что он не ругался и не произнёс ни слова. Второй полнотелый, вроде меня, только ниже ростом, он так и не вступил в схватку.
– Их было только двое? – с сомнением вопросил Энгельштайн.
– Не знаю, заметил двоих, но я же говорю, было темно. Наши люди из Готского двора, которым я повелел идти за мной чуть в отдалении, погнались за ними, может, настигнут, тогда узнаем, кто они и почему следили за нашим жилищем, – снова повторил Отто. – Но… – он помедлил, как бы сверяясь со своей памятью, – мне кажется, что их тоже «пасли», я видел несколько теней, которые последовали за нашими людьми.