Подойдя ближе, грек заметил, что сии бронзовые ритуальные предметы языческого культа украшены какими-то узорами.
– Что говорит старый колдун? – снова спросил Подарок Бога у сотоварища, безотчётно разыскивая очами божественный стан «Артемиды».
– Он говорит о том, что каждый человек должен сегодня, в священную ночь, очистить не только своё тело, но и мысли, и самую душу, и не только водою, но и огнём, – негромко, чтобы не слышали стоящие поблизости, переводил речь старца Устойчивый.
Меж тем волхв, опираясь на посох с причудливо изогнутой в навершии рукоятью, подошёл к началу образованной пылающими углями дорожки, что-то ещё раз громко произнёс, воздев обе руки к звёздному небу, а потом вдруг… шагнул босой ногой прямо на раздуваемые лёгкими порывами ночного ветерка угли.
Божедар-Дорасеос замер на месте и не шевелясь глядел на обезумевшего колдуна. А тот сделал второй уверенный шаг, потом третий и двинулся по огненному ковру углей. Когда он прошёл всю «дорожку» и ступил на травянистый покров, то обернулся, снова воздев обе руки к небу, произнёс какие-то слова и поклонился огненной тропе. Грек ещё не успел отойти от увиденного, как следом за волхвом по огню пошли другие люди, всякий раз воздевая к ночному небу руки и что-то произнося. Одни поскорее пробегали, вздымая ногами облачка искр и пепла, другие проходили скорым шагом, но были и такие, что шли по углям спокойно, почти как по обычной лесной тропе. И вот к краю огненной дорожки подошла ОНА, удивительная дева, названная Дорасеосом Артемидой. Он снова оглох от непонятной и неожиданной смеси чувств: страха за эти прекрасные божественные ножки, что замерли на несколько мгновений перед алыми угольками, восторга и любования гордой осанкой девы и религиозного страха перед этой непонятной, пленительной и внушающей трепет земной богиней и всего творящегося вокруг действа. Неужели она пройдёт огненную тропу не повредив ног, как те, кто это сделал до неё? Если так, то она точно колдунья, а если нет… как жаль будет этих крепких и прекрасных ножек!
Дорасеос непроизвольно дёрнулся, когда дева сделала первый быстрый шажок, но сотоварищ удержал его на месте, с неожиданной силой сжав руку чуть выше локтя. А грек теперь зрел только чудные девичьи ноги, которые поочерёдно погружались в алеющие уголья: ему мнилось, будто он сам ступает за ней след в след, вздымая при каждом шаге искры и чёрный пепел, мелькая над огненной дорожкой то ли испачканными, то ли обугленными ступнями. Наконец дорожка закончилась. Девица, смеясь, обернулась, и… их взгляды встретились, ее – пылающий внутренним огнём, и его – полный страха, восхищения, нежности и ещё чего-то необъяснимого.