Я было совсем уже решил идти сейчас же пешком в Ялту, но в это время за поворотом шоссе заскрипела мажара. Я быстро вытер глаза, отвернулся и начал смотреть на море. Но опять набежали слезы, и я ничего не увидел, кроме синего режущего блеска.
Я озяб и никак не мог унять дрожь во всем теле.
Проезжавший на мажаре старик в соломенной шляпе остановил лошадей и сказал:
- Садись, друг, подвезу до Алушты.
Я влез в мажару. Старик оглянулся и спросил:
- Ты, часом, не из сиротского дома?
- Нет, я гимназист,- ответил я.
Последние дни в Алуште были необыкновенно грустные и хорошие. Такими всегда бывают последние дни в тех местах, с которыми жаль расставаться.
С моря нахлынул туман. От него отсырела трава перед нашей дачей. Сквозь туман просвечивало солнце. Лиза топила печку желтыми акациевыми дровами.
Падали листья. Но они были не золотые, как у нас в Киеве, а сероватые, с ЛИЛОРЫМИ жилками.
Волны бесшумно выходили из тумана, набегали на берег и бесшумно уходили в туман. Мертвые морские коньки валялись на прибрежной гальке.
Чатыр-Даг и Бобуган-Яйла закутались в облака. С гор спускались отары овец. Одичалые овчарки бежали позади отар, подозрительно поглядывая по сторонам.
Стало так тихо от тумана и осени, что со своего балкона я слышал голоса внизу, в городке. В чебуречной на базаре жарко горели мангалы, пахло пригорелым жиром и жареной кефалью.
Мы должны были уезжать с Лизой в понедельник утром. Лиза уже наняла извозчика до Симферополя.
Я ждал Лену в субботу, но она не приехала. Я несколько раз проходил мимо виноградника, но никого не заметил. И в воскресенье утром ее тоже не было. Я пошел к станции дилижансов. Там было пусто.
Обеспокоенный, я вернулся домой. Лиза подала мне конверт.
- Какой-то парнишка принес, - сказала она. - Должно быть, от Анны Петровны. Чтобы ты пришел попрощаться. Ты пойди. Они хорошие люди.
Я ушел в сад, разорвал конверт и вынул полоску бумаги. На ней было написано: "Приходи в шесть часов к трем платанам. Лена".
Я пришел к трем платанам не к шести, а к пяти часам. Это было пустынное место. В каменистом овраге около русла высохшего ручья росли три платана. Все поблекло вокруг. Только кое-где доцветали тюльпаны. Должно быть, на этом месте был когда-то сад. Деревянный мостик был переброшен через ручей. Под одним из платанов стояла ветхая скамья на заржавленных чугунных лапах.
Я пришел раньше назначенного времени, но уже застал Лену. Она сидела на скамье под платаном, зажав руки между коленями. Платок упал у нее с головы на плечи.
Лена обернулась, когда я подошел к самой скамье.