Гладя на действия барона, я тихо его позвала:
- Ваша милость, аккуратнее.
- Что?
Глаза несчастного в его руках закатились, кожа побелела. Да он же его сейчас убьет!
- Прошу вас не давите так сильно на шею!
- Ну, что ты! - усмехнулся оборотень, откидывая бесчувственного племенного. - Он ничего не ощутит, когда проснется.
- А проснется? - с опаской спросила я и отступила в сторону.
- Это уже от тебя зависит, - сын ночи сделал значительную паузу, заставляющую подумать, что угодно. А затем посмотрел с усмешкой. - Не я их отпаивал.
- А вот вы о чем, - только сейчас поняла, что ожидая ответа, перестала дышать. - Не переживайте, настойка целебная не наоборот.
- По мне, так лучше бы наоборот.
- Как вы так можете?!
- Могу, - произнес он сердито.
- И слишком легко это у вас получается, - мой укор, вызвал новую вспышку неподдельной ярости.
- Это отродье топить надо при первой же возможности! - он ногой двинул ложе, на котором лежали трое неподвижных бесеков. - Убийцы, предатели, насильники и изуверы… Рожденные в черной жестокости и в черной жестокости воспитанные.
- Барон!
Оборотень вскинул гневный взгляд, от которого я пошатнулась.
- Что, Ариша? Что ты так смотришь? Или совсем не знаешь, кого отпаиваешь?
- Знаю.
- Тогда в чем дело? Трудно отпустить эту падаль к их Богу?
- Вы бы их не отпустили, а отправили.
- И что с того? - прошептал с намеком. - Одним бесеком больше, одним меньше.
Смотрю на него и каменею от страха, от боли, от горечи. Боже, спаси и сохрани! Глава белой стаи когти выпустил и в плечах чуток увеличился. Только бы совсем не разозлился и полуживых наемников собственными руками не придушил. С него еще станется, на живых кожу содрать, ведь и такое о в деревнях говорили об оборотнях в послевоенное время.
Подступила ближе, попыталась вразумить. Тихонько, коснувшись ладошками его груди, отодвинуть от ложа:
- Говорите о них, словно и не люди, а ведь они живые.
Он сделал назад только шаг, больше не подался и рыкнул грозно:
- Бесеки - грязь. Горная болячка.
Как смеет барон? Не уж то забыл, что сыновей ночи в свое время и похуже называли лишь за то, что инородные, другие. Не похожие на нас, а значит звери. Та же грязь. Но король Табир запретил их трогать, сослался на помощь в войне, в защите территориальных границ и был бесспорно прав.
В другой раз я бы от одного рыка Белого варвара съежилась и постаралась спрятаться, сейчас же во мне поднялась волна возмущения. Где руки на его груди держала, там в кулаки его рубашку и взяла.
- Мой барон, так что же никто до сих пор не очистил горные склоны от этой заразы? Может быть - это полезная грязь. Своеобразная прослойка, защищающая Дакартию от врагов, - почти прошептала, - такая же, как оборотни.