Вот так — я энергично шагал по короткому коридору к врачебному кабинету, вдыхая тяжелый запах, запах старости и запах смерти. И вдруг передо мной выскочила баба Инна. Она была поэтессой. И страдала от афазии. То есть, та часть мозга, которая отвечала за речь, у нее не работала. Она не могла составить фразу, не то что ее произнести. Похоже, ей было под восемьдесят. Если бы я заглянул в ее карту, то знал бы о ней больше.
Но я спешил. Хотя она мне нравилась. Мне бы хотелось как-нибудь поговорить с ней подольше. Чтобы я говорил, а она, голубоглазая, с чистым взглядом и маленьким личиком чертенка, молчала бы и хитро улыбалась. Баба Инна улыбалась очень хитро. Если бы я не так спешил, то, возможно, поразмышлял бы на эту тему. Порассуждал бы об эротичных мыслях, которые — глядя на ее улыбку, я почти был в этом уверен — прыгали, как сумасшедшие рыбки, в ее освобожденном от лишних предрассудков мозгу. Да, ее мозг был освобожден от ненужных напластований, как свежее очищенное яблоко, и формировал на ее лице такую сладкую веселость, что можно было подумать — перед нами девочка. Если бы не было коротких седых волос, сморщенного, как лежалое яблоко, лица и ног зябнувшего воробушка. И если бы она могла хотя бы чуть-чуть говорить. Но она не могла.
И я ей широко улыбнулся. Она тоже, в ответ. Баба Инна протянула мне руку, и я протянул свою отработанным жестом. Я спешил и попытался ее обойти, освобождаясь от рукопожатия. Но как только я вынул руку из ее ладони, я почувствовал что-то неприятное: что-то липкое на ощупь и вонючее лежало у меня в руке. Мне даже не нужно было на это смотреть. Я знал, что это было. Баба Инна в знак глубокой любви, освобожденной от предрассудков ее полуотмершим мозгом, дарила мне самое ценное. Свои какашки. Любовь — архетип. В легендах примитивных народов именно это является огромной ценностью, также, как и в детском мироощущении. Золото и какашки для освобожденного подсознания были одним и тем же. Ха-ха. «Привет, Фрейд, ну что ты скажешь?» — рассмеялся я и задумался, наклонившись над раковиной, чтобы отмыть руку. «Что бы ты сказал об этой чудесной психоаналитической притче, о символах, а, доктор Фрейд?» — смеялся я своему бородатому отражению в зеркале. Я был похож на самодовольного Фрейда в молодости. Но сейчас, отмывая ладони, уже не таким самодовольным. «Вот, получай, — сказал я себе, — награду за спешку. Спустись на минутку на землю, дерьмо ты эдакое», — добавил я и пошел к Сами. И рассказал ему о бабе Инне, а он меня с пониманием выслушал. Потом кивнул. И вздохнул.