— Ну, это-о-о… — протянул я и сделал глоток, — я могу тебе многое рассказать о подобных выставках, вот только не знаю, стоит ли…
— Так возьми и расскажи! — раздраженно отрезала Ив и уткнулась в компьютер.
— Значит так, во-первых, с какой это стати вы хотите организовать выставку именно среди больных? — тихо начал я.
Много неясного и тревожного было в этой теме, и я часто о ней размышлял. Почему многим хотелось отделить психбольных, изолировать их и устраивать для них отдельные выставки, писать особую музыку, отвести отдельное место в отдельном мире?
На первый взгляд, руководствуясь самыми благими намерениями интегрировать их, позволить им заниматься творчеством и радоваться искусству, мы в то же время отделяли этих людей от других, сепарировали и сегрегировали, делали их не такими, как все, особенными. Кто-то делал все возможное, чтобы странные люди — ненормальные, безумные, сумасшедшие — были заклеймены, якобы с целью приобщить их к нашему лицемерному обществу. Я-то знал, что этого «кого-то» не существует, что это не определенный человек или группа лиц… но все же иногда мне думалось… может, она существует, эта Определенная Группа Лиц, несущая зло?..
— Как, с какой стати, Калинка, ты что, того? — раздраженно начала Ив. — Во всех больницах мира этим занимаются, а мы что, хуже?
— Да какая разница, что там другие! — сглотнул я и, кроме огромной философской темы для спора, обнаружил в себе и забавную личную причину, чтобы продолжить эту дискуссию: просто мне нравилось пререкаться с Ив. Она розовела, лучилась энергией и силой. И это было прекрасно.
— Да как же я вот так возьму и все отменю… Значит, мы не должны делать выставку психбольных, потому что тем самым мы записываем их в категорию психбольных. Ты же это имел в виду? Да?
— Именно! — встал я и выпрямился, чтобы обнять Ив сзади и поцеловать в шею.
— И нельзя, чтобы они рисовали, пели, играли на пианино? — Ив стала мягче, ощущая тепло моих рук.
— Да пусть себе поют, пусть рисуют, ради бога! — крикнул я и сделал шаг назад, а Ив повернулась ко мне. Я чувствовал подъем от нахлынувшей энергии. Я любил Ив и хотел свободы всем людям. Я не желал, чтобы кто-то запихивал кого-то в какие-то рамки и категории. Мне хотелось, чтобы психбольные свободно скитались по дикому и странному миру, чтобы оплодотворяли и облагораживали его своим Безумием. Потому что без Безумия или с Безумием, хоть и упорядоченным, описанным, пронумерованным, зарегистрированным и кастрированным, которое заставили заниматься самодеятельностью, загнав в чиновничьи рамки приличия, мир был бы тоскливым, скучным и однообразным. И я бы от него отказался. — Пусть поют и веселятся! — прокричал я.