Остатки небольшой плотины развалились и закружились вокруг месивом из веток и ила. Табличка исчезла, а потом вдруг вынырнула на поверхность. Я попыталась ее схватить, но лишь зачерпнула воды – водоворот вновь утянул дощечку вниз. Неужели все потеряно? Приготовившись, я отчаянно впилась взглядом в головокружительный вихрь. Табличка всплыла на расстоянии вытянутой руки. Я кинулась к ней, но, едва пальцы сомкнулись на дереве, поскользнулась и ударилась коленями о каменистое дно. Вода окатила меня по грудь. Но хоть реликвию удержала.
Дрожа, я выпрямилась и поняла, что в своей погоне добралась до места, где поили лошадей. Я вскарабкалась на берег. Вода с тяжелой одежды стекала вниз по ушибленным ногам. Холодная грязь сочилась меж пальцами.
Я очистила дерево от ила. Кинра так или иначе часть меня. Избавившись от ее посмертной таблички, я не изменю своего наследия. И не стряхну с плеч бремя ее предательства. Я ощупала рукой мокрый пояс и нашла кисет – память о Чарре тоже уцелела. Облегченно вздохнув, я вынула и отжала кошель и вернула внутрь вторую памятную дощечку.
– Эона?
Я крутанулась на пятках.
На опушке леса стояла Дела.
– Все хорошо?
– Прекрасно. – Я смягчила резкий ответ взмахом руки и захромала к брошенной обуви и юбке.
– Его величество зовет всех. Скоро выступаем.
Дела двинулась ко мне по сырой земле, высоко поднимая ноги, будто на ней были не крепкие купеческие сандалии, а шелковые тапочки.
– Ты вся мокрая, – усмехнулась она.
Но тут позади послышались шаги, и мы обе обернулись. Из леса чуть поодаль появилась Вида и замерла, поймав наши взгляды. Даже со своего места я заметила, что у нее глаза красные от слез.
– Вида, у нас есть сухая одежда для леди Эоны? – спросила Дела.
– Все, что есть, все на нас, – ответила та.
– Тогда поменяйтесь, пока ее вещи не высохнут, – приказала Дела.
Вида стиснула зубы.
– Нет, – вклинилась я. – Не нужно. Все и на мне быстро обсохнет.
Вранье – во влажные дни сезона муссонов ничего быстро не сохнет, но я не хотела добавлять Виде поводов для ненависти.
Дела отмахнулась от моих протестов:
– Ты не можешь ехать с императором в сырой одежде, а то и его намочишь.
С таким не поспоришь. Вскоре я уже стояла в платье Виды, пока она с трудом натягивала мой мокрый наряд.
– Мне жаль, – пробормотала я, а в ответ получила лишь взгляд исподлобья.
Я потеребила ворот платья горничной. На Виде все смотрелось скромно, прикрывая округлости. А на мне вырез вдруг стал слишком низким и широким, только подчеркнув выступающие ключицы. Я потянула его вверх и другой рукой попыталась собрать свободно болтающуюся ткань на талии.