Какими глазами теперь на Ванюшку глядеть будем? Со стыда сгоришь.
А Галка-то поумней нас с Кольчей оказалась…
Сидим мы и молчим пригорюнившись. И сколько так просидели — не знаю, затрудняюсь сказать. Время будто остановилось. Одно окошко с подветренной стороны мы открыли, выбросив траву. Дождь не перестает. Тяжелые жирные тучи ползут над чараном. Ни одна пичужка не пискнет, все живое будто попряталось. По моим приметам, занепогодило надолго. За окном не то вечер, не то день еще тянется — не понять.
Есть нам нечего. Маковой росинки с утра во рту не было. Все подчистую упер бандюга. Теперь-то, конечно, яснее ясного, что он к золоту нас не хочет подпустить ни за что.
Ванюшка, бедолага, где-то мерзнет сейчас в тайге под дождем. Теперь уж он обратно топает. Дедушка Петрован, конечно, послал нам какие-нибудь гостинцы. Рыбки сушеной, жареной или вяленой принесет командор обязательно да еще что-нибудь.
— Парни, можно все потерять, но только не хладнокровие, — начинает оживать Колокольчик. — Давайте поразмышляем вместе.
— Сиди! — пренебрежительно отмахнулась Галка.
Но молчать Кольча уже не в силах.
— Мишаня, ты дорогу к Священному кедру найдешь? — спрашивает он у меня через несколько минут. — Приметил, как мы шли?
— Приметил.
— Там же в котле золотые червонцы!
— Так он тебе их и оставил! — фыркнула насмешливо Галка. — Держи карман шире!
— Он уж там наверняка побывал, — сказал я. — Да еще дождь льет, холодно.
— Все мои снимочки пропали! — тягостно вздыхает Кольча. — Какая жалость…
— Скажи спасибо, что хоть сам живой остался! — процедила Галка с холодной иронией и укрылась с головой одеялом.
Весь день просидели мы голодные. Недалеко были ягоды — земляника. Но никто из нас не отважился идти за ними в такой ветер и дождь.
Ванюшка в назначенное время не вернулся.
К утру дождь выдохся, начал сеять, как из пульверизатора и рывками. Передохнет, обдаст мелкой тугой моросью, придавит траву к самой земле волной, и опять передышка, жди новой волны.
— Не пойдет он в такую непогодь, — говорит Галка.
— Пойдет! — нисколько не сомневаюсь я. — Нас тут не бросит.
— Откуда ему знать, что нас ограбили?
— Мало ли что с нами может случиться. Он же сам говорил тебе: «Я в ответе, с меня спросят, если что…»
— Командор — человек слова, — поддерживает меня Колян.
Он уже оклемался и снова стал самим собой. Говорят, что нормальный человек, общаясь с себе подобными, произносит в сутки в среднем пятнадцать тысяч слов. Я глубоко убежден, что эту норму Колокольчик наш систематически перевыполняет, и никак не меньше, чем раза в три. «Слов неприкрытый кран!» — сказала однажды про него мать.