Ночь он провел «У Силена».
Пожалуй, следовало вернуться домой. Выспаться. Принять душ, побриться. Вместо этих, простых и правильных действий он сидел сиднем в угловой нише, спрятавшись за очередной коралловой шторой, один за круглым столиком на троих, под статуэткой горбатого шамана, играющего на препохабнейшей дудке, и тупо глядел перед собой стеклянным взглядом. Люди приходили и уходили, гомонили, пили пиво, хрустели чипсами и орешками, собирались подраться, не собрались; к двум часам ночи публика рассосалась, словно нитки ке́тгута в швах, заживающих после операции. Остался лишь бритый наголо пацан, заливавший спиртным подлую измену подружки – рогоносец заснул прямо у стойки, на высоком табурете, поперек страстного обвинительного монолога, уронив голову между кружкой и блюдцем с шелухой от жареного арахиса. Убрать его, жестом спросил Тезей у бармена. Вышвырнуть на улицу? Вызвать такси, если ты знаешь адрес? Ну его, отмахнулся бармен. Проспится, сам уйдет.
А вдруг он заблюет тебе пол?
А если заблюет, ухмыльнулся бармен, так я им и вытру, красавцем.
Тезей ждал, что бармен рано или поздно попросит его самого уйти. Нет, Силен, несмотря на грубую внешность, был чуток к чужим настроениям. В половине третьего он молча начал прибираться, в двадцать минут четвертого убрел в подсобку и больше не возвращался. Тезей сходил к стойке, взял бутылку ячменной «Спарты», бросил мелочь в ящичек кассы и возвратился на прежнее, нагретое его задницей место. Из динамиков вдруг заиграла флейта в сопровождении акустической гитары, но Тезей не в такт забарабанил пальцами по столу, и флейта умолкла.
Букмекер, думал Тезей.
Случайность, думал Тезей.
Я не верю в случайности, думал Тезей.
В психов он верил. Как ни крути, тот факт, что букмекер вдруг слетел с катушек и начал избивать зрителей, не слишком смущал Тезея. Если почтенный отец семейства, счастливо отпраздновав жемчужную свадьбу, может проснуться утром, выпить чаю с гренками, взять дробовик и, даже не сменив пижаму на костюм, снести половину черепа любимой супруге, матери его детей – отчего бы жердяю-букмекеру не возомнить себя чемпионом «Элевсина» и не расплатиться по-свойски с теми, кто день за днем совал ему жирные, засаленные купюры, делая ставки?
«Фанат…»
Главная загвоздка, раздражающая соринка в глазу, крылась в другом. Букмекер должен был лечь, когда Пирифой дважды влепил ему по ребрам. Букмекер должен был лечь, когда Пирифой лягнул его в живот. Букмекер не должен был встать, когда Тезей снес его в первые ряды. И наконец, букмекер не должен был говорить после того, как его, выгнувшегося в Тезеевом захвате, Пирифой саданул поддых. Говорить?! Он и хрипеть-то не должен был. Тезей отлично знал, что происходит, если лишить человека возможности сгруппироваться – и ударить в солнечное сплетение. Ударить в прыжке, ногой, не стесняясь в резкости и силе.