Поверх одежды лежал пухлый конверт.
Тень его разорвал. В конверте оказались его паспорт (слегка обгоревший), его бумажник и деньги: несколько перетянутых красными резинками пачек новых пятидесятифунтовых банкнот.
«Деньжонки текут ручьем!» — без удовольствия подумал Тень и попытался — без особого успеха — вспомнить, где слышал эту песню.
Он долго лежал в ванне, отмачивая синяки.
Потом спал.
Утром он оделся и по ведущей от порога гостиницы дороге поднялся на холм. Он был уверен, что на вершине есть каменный дом с лавандой в саду полосатая обеденная стойка из сосны и пурпурный диван, но сколько он ни искал, никакого жилья на холме не было, даже признаков того, что здесь хоть когда-то было что-то, помимо травы и тернового куста.
Он позвал ее по имени, но никто ему не ответил, только налетел с моря ветер и принес с собой первое обещание зимы.
И все же, когда он вернулся к себе в номер, она ждала его. В своем коричневом пальто она сидела на кровати, пристально рассматривая ногти. Когда он отпер дверь и вошел, она не подняла головы.
— Привет, Дженни, — сказал он.
— Привет, — отозвалась она. Ее голос прозвучал очень тихо.
— Спасибо, — сказал Тень. — Ты спасла мне жизнь.
— Ты позвал, — тускло ответила она. — Я пришла.
— Что-то не так?
Тут она на него поглядела.
— Я могла бы быть твоей. — В глазах у нее стояли слезы. — Я думала, что ты полюбишь меня. Может быть. Когда-нибудь.
— Что ж. Быть может, мы могли бы узнать. Завтра мы могли бы пойти вместе вдоль берега. Только, боюсь, недалеко. Физически я не в лучшей форме.
Она покачала головой.
Самое странное, подумалось Тени, что она уже больше не походила на человека: она выглядела как то, чем и являлась — как дикое существо, создание леса. На кровати, под ее пальто, дернулся и затих хвост. Она была очень красива, и он поймал себя на том, что очень, очень ее хочет.
— Беда хульдр, — сказала Дженни, — пусть даже забравшейся далеко-далеко от своего дома, в том, что если не хочешь быть одинокой, то должна любить мужчину.
— Так люби меня. Останься со мной, — сказал Тень и добавил: — Пожалуйста.
— Но ведь ты, — с печальной окончательностью возразила она, — не человек.
Она встала.
— Однако, — сказала она, — все меняется. Теперь я, возможно, смогу вернуться домой. Проведя здесь тысячу лет, я даже не знаю, помню ли я норвежский язык.
Взяв его большую руку в маленькие свои, способные гнуть стальные прутья, способные раздавить в песок камни, она нежно сжала его пальцы. А после ушла.
Тень остался в гостинице еще на день, а потом сел на автобус до Турсо, а оттуда на поезд до Ивернесса.