Чиновников Влад особенно не любил — у них совершенно не было совести, они даже не знали, что это такое — совесть.
Первым разговор о совместном бизнесе с Владом на рекламной ниве затеял некий человек по имени Боря — его все так звали, Боря, либо Борька, словно у него не было ни полного имени, ни отчества — только кличка, которой во многих деревнях наделяют молодых козелков — Боря, Борька. Собственно, он и был похож на молодого козелка, только не хватало ему рогов да бородки. Фамилия его была Абросимов.
— Влад, хочу предложить партнерство, — осторожно начал разговор Абросимов.
— Надо подумать, — ответил Влад.
— Я человек надежный, на меня можно положиться во всем…
— Я знаю. Но подумать я все равно должен.
Вечером Влад позвонил своему давнему приятелю, еще со школьной поры, — Шальнову, подполковнику милиции, работавшему на Петровке, 38, в Главном управлении внутренних дел Москвы.
— Слушай, старик, ты не можешь пробить у себя в компьютере одну фамилию?
— А что, человек пахнет чем-то нехорошим? — Шальнов засмеялся.
— Точно не знаю, но подозрения есть.
— Давай фамилию.
— Абросимов.
— Позвони мне завтра в десять утра на работу. Влад позвонил.
— По нашим данным, Абросимов входит в Солнцевскую группировку, — сказал Шальнов.
— Ого. — Влад не удержался от восклицания. По коже у него пополз нехороший озноб. — Ошибки быть не может?
— Петровка, тридцать восемь, не ошибается, Влад. Кличка у Абросимова — Боря, по его же имени. Имей в виду вообще, что солнцевская братия хочет установить полный контроль над телевидением, и в частности над рекламными агентствами. Более того, и это между нами, Влад, о твоих разговорах с Абросимовым известно лидерам группировки.
— Фью-ють, — Влад присвистнул. — К моей скромной персоне внимание таких великих людей привлечено быть не может. Исключено!
— Не паясничай, Влад. Будь осторожен, — предупредил Шальнов. — Солнцевские — ребята серьезные.
— Так возьмите и арестуйте их! Это же преступники!
— Если бы было можно. — Голос Шальнова сделался грустным. — Есть кое-кто наверху, сидит очень высоко, кто не дает этого сделать.
— Значит, солнцевские сидят уже в Кремле?
— Считай, что так, — помедлив, отозвался Шальнов. Чувствовалось, что он не хочет говорить на эту тему, может быть, даже просто боится — ведь телефоны ныне стали дырявыми, как никогда.
Через два дня Абросимов зашел в кабинет Влада — веселый, надушенный «Опиумом», модным мужским одеколоном, с двумя золотыми перстнями: один с красным дорогим камнем — на левой руке, второй с пронзительно синим сапфиром — на правой. Абросимов широко улыбался — во весь рот, лицо сияло и лоснилось.