Вот еще колдовская сцена, где сверкающие глаза связаны с мотивом оцепенения и неподвижности.
«…Старуха стала в дверях и вперила на него сверкающие глаза и снова начала подходить к нему. Философ хотел оттолкнуть ее руками, но, к удивлению, заметил, что руки его не могут приподняться, ноги не двигались; и он с ужасом увидел, что даже голос не звучал из уст его: слова без звука шевелились на губах» («Вий»).
Человек перед лицом ведьмы или колдуна не может ни сдвинуться с места, ни вымолвить слова. И оба эти мотива повторяются в предстоянии автора перед обращенными к нему очами Руси:
«…Зачем все, что ни есть в тебе, обратило на меня полные ожидания очи?.. И еще, полный недоумения, неподвижно стою я, а уже главу осенило грозное облако, тяжелое грядущими дождями, и онемела мысль пред твоим пространством» («Мертвые души»).
Зачарованный этой страшной силой, Гоголь впоследствии только все открещивался от нее, отмалчивался и отмаливался, как его собственный герой — художник Чартков в «Портрете», обреченный даже в святых лицах воспроизводить навеки его поразивший демонический взгляд. Неужели страх бесовских чар и адских мук, овладевший Гоголем в последние годы жизни, был навеян образами простодушных помещиков и плутоватого Чичикова? Или тревожили автора и останавливали его перо именно лирические отступления первого тома, поскольку во втором им предстояло развернуться в эпическую ширь величавого русского мира? Чудная даль, Русь! А она с «неестественной властью» продолжала вперяться в него все тем же сверкающим взглядом… И мысль его онемела. [1]
Странная асимметрия. Почему лучше не делать зла, чем делать добро?
Этика — наука о том, что такое хорошо и что такое плохо. Два главных и взаимодополнительных принципа морали: не делать плохого и делать хорошее, не причинять вреда и приносить пользу. Но что если эти принципы вступают в противоречие?
Приведу пример, который иногда используется в этике. Допустим, мы на краю платформы, приближается поезд. Толпа так напирает, что человек рядом вот-вот упадет на рельсы. Морально ли будет толкнуть на рельсы другого человека, чтобы спасти первого?
Очевидно, нет. При прочих равных условиях мы не должны пожертвовать одной жизнью ради спасения другой. Отрицательный принцип «не навреди» сильнее, чем положительный «помоги». Значит, между этими двумя принципами нет полной симметрии. Не по этой ли причине из десяти библейских заповедей только две сформулированы положительно, как призыв к действию (помнить субботу и почитать родителей), а восемь — отрицательно: «не делай» (не сотвори кумира, не убивай, не кради, не, не…)? Почему НЕ делать плохое предписывается чаще, чем делать хорошее, и непричинение вреда важнее, чем принесение пользы?