Вероятно, она понимала всё это гораздо лучше, чем я.
Наконец, маленькая темноволосая женщина сумела выбраться из
машины и встала около нее, скрестив на груди руки в довольно строгой
позе. Затем она пробралась сквозь заросший сад к крыльцу и пошла за
мужчиной.
Если бы вы были рядом, вы бы поняли, какое удовольствие я
испытал, увидев девочку, выбравшуюся с пассажирского сидения пикапа
и побежавшую к родителям. И хотя я не мог рассмотреть её в деталях,
всё же у меня сложилось о ней кое-какое впечатление: длинные тёмные
волосы, заплетённые в косичку, сама она была худенькая, одетая в
джинсы и белую майку. У неё была одна особенность, – она двигалась
так легко, будто её нисколько не волновали неубранные, заросшие
окрестности.
Последней из машины вышла другая девочка. Наверное, она сестра
первой, но была меньше ростом и младше. Цвета в её одежде были
совершенно необычны для этого пыльного места: ярко-розовый и
бирюзовый. Она что-то крикнула остальным, а затем вприпрыжку
побежала сквозь сад.
Сопоставив пару фактов, я понял, что прибывшая в долину семья –
это соседи одного вредного старика, и всё то время, что я помню, там не
было больше никого. Сам этот старик приезжал в дом только раз в год на
некоторое время для охоты на оленей.
Семья уже освоилась.
А я был одинок.
Это чувство мучило меня даже до того, как эти, новые, приехали.
Началось всё с моей мамы, которая приехала месяц назад.
Вам, наверное, будет любопытно узнать, зачем я наблюдаю, и это
будет хорошим вопросом. А вот почему я решил рассказать о себе,
думаю, никому не стоит знать. Я сидел на этом дереве, потому что оно
стояло между местом, которое я считаю своим домом, и местом, которое
зовётся моим домом.
Когда мама уехала в прошлом году, мне стало легче, как если бы я,
наконец, удалил больной зуб, но следом за этим пришла пустота. Она
появилась там, где этот зуб некогда находился.
А потом, после многих вещей – я изменился. Привык спустя год или
больше. Прекратил скучать по «зубу», научился жевать на другой
стороне рта и когда вспоминал это, то помнил только боль, которую он
вызывал, и снова испытывал облегчение от его отсутствия.
Но моя мать это не коренной зуб, и даже не клык. Она – наркоманка.
Как-то она сказала, что выздоравливает, но мне всего лишь семнадцать.
Что я должен был делать с распустившейся матерью теперь? Что делать
с ее новой религией «Двенадцати шагов», ее высшими силами или с ее